Член-корр. АН СССР А. Ю. Якубовский
О русско-хазарских и русско-кавказских отношениях в IX—X вв.
Известия АН СССР. Серия истории и философии. № 5, 1946 г.
[461] — конец страницы.
Один из интереснейших и до сих пор мало разработанных
вопросов ранней русской истории — это вопрос о русско-хазарских отношениях IX—X
вв. Границы Хазарского царства в общих чертах могут быть намечены следующим
образом. На Северном Кавказе, который до разрушения арабами в 1723 г. хазарской столицы
Баланджара1) был центром Хазарского царства, граница проходила по линии
дербентской укрепленной Стены. На юго-западе в состав хазарских владений
входила большая часть Крыма, так называемые хазарские климаты, а также
Керченский пролив; в степях между Доном и Днепром кочевали мадьяры, против
которых и выстроена была хазарами в 835 г. крепость Саркел на левом берегу Дона
(Цымлянское). На восток, в степях Азии, между Яиком и Эмбой, кочевали печенеги,
а за ними находились огузы (в арабской транскрипции гузы). На север от хазар в
районе Волжской равнины — буртасы, а еще выше — болгары.
В IX и первой половине X в. хазарам платили дань и коренные
русские земли, занятые северянами, вятичами и отчасти полянами. Само хазарское
царство было по своему этническому составу весьма пестрым государственным
объединением. Господствующей частью в нем были хазары, конгломерат этнически
разных кочевых племен, осколок когда-то великой тюркской державы — каганата.
Хазарское государство держалось окрестной Хорезму тюркской наемной гвардией и
торговыми связями, по преимуществу с мусульманскими странами. Богатства
хазарской власти слагались из торговых пошлин и главным образом дани, которую
она собирала со всех подвластных ей народов и слабых соседей. Славяне, аланы и
ряд горных кавказских племен, подвластных хазарам, не могли быть опорой и без
того слабой хазарской государственности. Они подчинялись только силе,
следовательно при любом сильном ударе хазарское царство могло распасться. В
востоковедной науке сложилась традиция, согласно которой эта гвардия состояла
из хорезмийцев, однако правильное чтение арабского текста ал-Масуди (Les
prairies d'or, II, стр. 10) указывает, что гвардия эта набиралась не в Хорезме,
а среди земель окрестных области Хорезма, т. е. среди тюрков-огузов. Это,
повидимому, были гулямы, проходившие военную службу при дворе хорезмшахов и
принявшие там ислам.
В конце IX в. в границах хазарского царства произошли
изменения. Печенеги, которые до конца IX в. жили между Эмбой и Яиком, в основной
своей массе переместились в южнорусские степи, в район между Доном и Дунаем,
вытеснив оттуда мадьяр, которые и перешли на свою теперешнюю территорию
(Венгрию). [461]
У ал-Масуди в ат-Танбих2) имеется указание, что
столкновение, которое произошло у печенегов и гузов и других тюрков на
Джурджанийском (Аральском) озере, послужило причиной перемещения печенегов с
востока. Года этого столкновения ал-Масуди, к сожалению, не приводит. Еще более
интересное известие мы находим в сочинениях арабо-язычного автора первой
половины XII в. Шарафа аз-Замана Тахира Марвази. Он более подробно и четко
развертывает картину передвижений тюрков, которые и привели к уходу печенегов
на новые места. Вот слова Марвази: «После того как гузы сделались соседями
областей ислама, часть их приняла ислам и стала называться туркменами. Между
ними и теми из гузов, которые не приняли ислама, началась вражда. Число
мусульман среди гузов умножилось и положение ислама у них улучшилось.
Мусульмане взяли верх над неверными, вытеснили их и прогнали из Хорезма в
сторону поселений (кочевий) печенегов. Туркмены распространились по странам
ислама. Положение туркмен улучшилось настолько, что они овладели большей частью
их (т. е. стран ислама) и сделались у них царями и султанами».3)
В этом отрывке говорится о том же событии, что и у ал-Масуди
в ат-Танбих. От X в. сохранился весьма интересный источник — книга «De
administrando imperio», составленная императором Константином Багрянородным.
Последний в главе 37 сообщает, что за 50-55 лет до написания этого сочинения,
т. е. до 948 г.,
печенеги появились на территории, до того занятой мадьярами. Таким образом,
случилось это около 898 или 893
г. Тот же автор отмечает, что печенеги около 900 г. были уже в районе
Черного моря.
Весьма характерно, что со старых насиженных мест, т. е. с
кочевий между Эмбой и Яиком, ушли не все печенеги; часть их, правда небольшая,
осталась. Печенегов этих, описывает видевший их в самом начале апреля 922 г. Ибн Фадлан. Он провел
у них один день и говорит о них в следующих выражениях: «Потам мы прибыли после
этого к печенегам, и вот они остановились у воды, похожей на море, не текущей,
и вот они: темные брюнеты и вот они с совершенно бритыми бородами, бедны в
противоположность гузам».4)
Это были жалкие остатки когда-то богатого кочевого народа.
Во всяком случае Ибн Русте, Гардизи и Марвази, согласные друг с другом в
значительной части своих текстов (они восходят к одному общему источнику IX
в.), говорят о богатстве печенегов, живших в районе между Эмбой и Яиком.
Особенно интересны в этом отношении слова Марвази.5) «У печенегов имеется
[много] богатства, верховых животных, баранов, имущества, золота и серебра».6)
Эту характеристику Марвази дает печенегам до их переселения на запад в районы
между Волгой и Днепром и даже Дунаем. Вышеизложенное дает все основания не
соглашаться с мнением М. А. Артамонова, согласно которому печенеги появились
здесь по крайней мере в 30-х гг. IX в., если не раньше. Характерно, что, по его
мнению, и крепость Саркел выстроена [462] была не против мадьяр, а против
печенегов.7) Ясно, что и это мнение, как целиком вытекающее из первого
неверного положения, ошибочно. Переселение печенегов не могло не сказаться на
ослаблении Хазарского царства, так как пришел народ многочисленный и
могущественный. К сожалению, источники сохранили нам мало известий о
хазаро-печенежских отношениях. Повидимому, между печенегами и хазарами
установились какие-то мирные отношения, во всяком случае печенеги чаще нападали
на Русь, чем на хазар, хотя арабские авторы X в. и упоминают о частых стычках,
между теми и другими.
Вернемся, однако, к хазаро-русским или русско-хазарским
отношениям. Конец IX и начало X в. характеризуются сложением Киевского
государства. Русские славяне объединялись под властью династии Рюрика,
складываясь в прочное и сильное государство, одной из задач которого было не
только освобождение всех русско-славянских земель от иноземной (в частности
хазарской) власти, но упрочение своих границ, как бы нечетко в те времена они и
ни очерчивались. Кто бы ни были по своему происхождению «русы» арабских
источников (славяне или варяги), во всяком случае в первой половине X в., они
уже были такими же славянами, как и остальные восточнославянские племена,
входящие в состав Киевского государства. Князья и их родственники, их дружина говорили
на одном и том же языке, верили в одних и тех же богов, придерживались одних и
тех же обычаев, носили одно и то же платье, имели одно и то же оружие и т. д.
Ал-Масуди, закончивший свой труд «Мурудж аз-Захаб...»
(«Золотые луга...») около 950
г. уже в переработанном виде, описывая торговую половину
Итиля, говорит: «Что же касается тех из них, кто в стране их относится к
язычникам, то часть племен из них славяне и русы. Они живут в одной из двух
сторон этого города [Итиля]. Они сжигают своих умерших вместе с их верховыми
животными, оружием и украшениями...».8) Дальше следует описание погребальных
обычаев тех и других. В этом рассказе ал-Масуди не противопоставляет славян и
русов друг другу и приписывает им одни и те же верования и обычаи. Мы считаем необходимым
обратить на это сообщение ал-Масуди особое внимание, так как этот рассказ
получен ал-Масуди в Абескуне и других местах южного побережья Каспийского моря
от лиц, хорошо осведомленных о русах, в связи с событиями похода русов 913—914
гг.
Имеется известие арабского автора конца IX в., в котором
русы прямо называются одним из славянских племен. В известном маршруте купцов
русов Ибн Хордадбеха (вторая редакция, дошедшая до нас, составлена в 885—886
гг.9)) прямо говорится: «Что касается пути купцов русов, то они племя из
славян».10)
Не безинтересно, что Ибн ал-Факих, арабский автор начала X
в., повторивший этот рассказ Ибн Хордадбеха, не называет купцов русами, а
говорит уже «о славянских купцах». Он же (Ибн ал-Факих) реку Танаис (Дон)
называет Славянской рекой.11)
Русские славяне были крупной военной и торговой силой не
только на западе в своих отношениях с Византией, но и на востоке в Хазарии и
дальше — на берегах Каспийского моря. Упомянутый выше «маршрут купцов русов»
представляет в этом отношении выдающийся интерес. Он не раз был использован в
разных целях учеными разных [463] специальностей. На эту тему можно было бы
составить весьма обширную библиографию. Не малую роль сыграл этот отрывок и в
истории спора между учеными по вопросу о происхождении Руси. Вспомним обработку
его знаменитым русским византинистом В. Г. Васильевским, противником теории о
норманском происхождении русов.
Купцы русы возили на восток меха бобров и черных лисиц, а
также мечи из отдаленных окраин Славянской земли. Судя по маршруту, ездили они
из территории Киевской Руси еще до образования в Киеве власти Рюриковичей, т.
е. до 882 г.,
так как Ибн Хордадбех рассказывает об этом как о факте, происходившем не раз.
Путь их проходил по Черному морю, где в гавани Корсуня (Херсонеса) византийские
чиновники взимали десятину. Потом они ехали мимо крымских берегов, которые
между Корсунью и Керчью были подвластны хазарам.
На месте Тмутаракани находился хазарский город — таможенная
застава — Самкерц, или Самкерш, где они должны были получить у хазарских
чиновников разрешение на дальнейший проезд. О Самкерше Ибн Хордадбех не
упоминает, сведения о нем впервые появляются при описании этого маршрута у Ибн
ал-Факиха под искаженным именем Самкуша. Ни Ибн Хордадбех, ни Ибн ал-Факих не
дают в подробностях маршрута, как они из реки Дона попадали на Волгу. Из
анализа известия ал-Масуди о походе русов 913—914 гг. мы можем судить, что это
происходило водой и волоком где-то между Калачом и Сталинградом. В городе
Хамлидже,12) по нашему Ханбалыке (Итиле), купцы русы платили десятину хазарскому
царю и двигались на Джурджанийское, т. е. Каспийское море, причем высаживались
на том из его берегов, где считали нужным. Наиболее интересным местом отрывка
является конец: «Иногда они [купцы русы] везут свои товары из Джурджана на
верблюдах до Багдада, толмачами их являются славянские слуги,13) которые
утверждают, что они христиане. Платят они джизью».14) Краткое сообщение Ибн
Хордадбеха с некоторыми дополнениями Ибн ал-Факиха интересно прежде всего тем,
что купцы русы в конце IX в. были хорошо известны не только на берегах
Каспийского моря, но даже в столице халифата, где их с товарами ожидали как
дорогих заморских гостей, иначе не высылали бы за ними их братьев славян в
качестве толмачей.
Что русские гости приезжали в Хазарию, причем разными путями
— южными дорогами с Черного и Азовского морей, северными — из районов средней и
даже верхней Волги, хорошо известно из разных источников. Достаточно напомнить,
что у них также была своя большая колония в Итиле,15) как и у мусульман,
христиан византийцев и алан.
В хазарской торговле они занимали одно из ведущих мест; в
этом отношении они немногим отставали от мусульманских купцов.
Русские славяне выступали в X в. на востоке не только как
купцы, но и как крупная политическая сила. В условиях еще дофеодального
общества, на заре своей государственности, русские дружины,
предводительствуемые князьями или их военачальниками, ходили в походы, которые
иногда преследовали и грабительские цели, что и было в духе той эпохи, в полном
соответствии с уровнем их собственного общественного развития.
В «Ответном письме хазарского царя Иосифа», адресованном
«еврейскому [464] сановнику Хасдаю ибн Шафруту» в Андалусию, незадолго до
падения Хазарского царства, хазарский каган уверяет, что он не пускает русов,
прибывающих на судах из своей страны в Джурджанийское (Каспийское) море, куда
они стремились для набегов на мусульманские страны, так же как не пускает
мусульман делать набеги на страну русов.16) Утверждение это, конечно, не
соответствовало действительности и отражает в большей мере его желание, чем
исторические факты. До нашего времени дошло несколько известий о походах дружин
русов на берега Каспийского моря. Два из этих походов являются вполне
достоверными и в науке достаточно изученными. Первый имел место в 913—914 гг. и
подробнее всего описан у ал-Масуди. Второй поход, 943 г. на Берда, был известен
нам сначала по рассказу Ибн ал-Асира, а затем по его первоисточнику, наиболее
полному рассказу Ибн Мискавейха.17)
В нашу задачу не входит хотя бы краткое описание этих походов,
в силу чего мы остановимся только на тех моментах их истории, которые нужны
нашей теме. В. В. Бартольд установил связь первого похода 913 г. с русско-греческим
договором 911 г.18)
Точной даты похода русов на южное побережье Каспийского моря не сохранилось:
ал-Масуди говорит лишь, что поход произошел после 300 г., т. е. после 912—913
гг.
Если же мы и устанавливаем дату в 913—914 гг.,19) то на
основе некоторых политических и хронологических соображений. У Захир ад-дина
Мараши (автора XV в.), кратко описывающего этот поход, имеется указание, что
Саманиды всячески содействовали ликвидации набега. Так как хорошо известно, что
алидский предводитель Хасан Утруш отнял у Саманидов Табаристан в 914 г., то сама собой
вытекает и дата похода. Он не мог произойти раньше 300 г. (=912/913) и позже 302 г. (=914/915).
Маршрут этого похода не раз подвергался в науке тщательному
рассмотрению. Хазары не могли быть довольны проездом русских дружин, особенно в
числе 500 ладий по 100 человек в каждой, т. е. целого войска в 50 тыс. человек.
Хазарский гарнизон (повидимому, в Самкерше) не мог оказать им сопротивления,
поэтому хазарские власти и выбрали из двух зол меньшее. Они согласились
пропустить русов при условии, если те отдадут им на обратном пути половину
добычи.
Ал-Масуди рассказывает, что русы ограбили города Гиляна,
Дейлема и Табаристана, а также порт Абескун; кроме того, их отряды были в
Азербайджане и в частности в районе нефтяных бакинских источников. Мусульмане,
которые были потрясены набегами дружин русов и которые до того никогда о них не
слышали, собрали силы для сопротивления. Под командой Юсуфа ибн Абу-с-Саджа,
правителя Азербайджана из династии Саджидов, мусульманские войска сражались с
русами, но покончить с ними не могли, и те дошли до Баку. Об участии Саманидов
в борьбе с русами ал-Масуди не говорит ничего. На прибрежных островах, вблизи
нефтяных источников, русы устроили себе базы, откуда и совершали набеги.
Мусульмане сделали попытку выгнать их с островов, но осуществить этого не
могли, хотя и понесли большие потери. Когда дружины русов собрали огромную
добычу, они двинулись домой.
Путь русов проходил через хазарскую столицу Итиль. Согласно
договору, они выплатили кагану полагающуюся часть добычи и уже должны [465]
были двинуться дальше, как их постигла беда. Гвардия хазарского кагана
ал-Арсия, состоявшая преимущественно из окрестных Хорезму тюрок-мусульман,
заявила последнему, что собирается напасть на русов, дабы отомстить за те
обиды, которые они нанесли их братьям мусульманам живущим на побережье Табаристана,
Гиляна и Азербайджана. Хазарский каган не мог приостановить столкновение, но
предупредил русов. Гвардия кагана, согласно ал-Масуди, насчитывала 15 тыс.
человек, в том числе и конные отряды, и была хорошо вооружена. Русы покинули
суда, сошли на берег, где вблизи Итиля и приняли бой. Три дня длилось жаркое
сражение. Утомленные предшествующим походом, русы были побеждены. Повидимому,
не малую роль сыграла и та помощь, которую оказали мусульманам жившие в Итиле
христиане. В этом сражении, по словам ал-Масуди, погибло очень много русов.
Оставшиеся 5 тыс. человек сели на суда и направились через земли буртасов.
Однако и здесь им пришлось покинуть суда и сойти на берег. В происшедшем
столкновении русы потеряли еще некоторое количество людей. В стране болгар им
также пришлось принять тяжелый удар и потерять много людей и добычи.
Повидимому, только небольшая часть русов дошла домой, в Киев и его окрестности.
В связи с этим так неудачно закончившимся походом русов
может быть поставлен весьма интересный вопрос, не подымавшийся, однако, ни в
исторической, ни в нумизматической литературе. Известно, что в составе добычи
русы вывозили из своих набегов огромное количество серебряных дирхемов,
наиболее ценный чекан которых в то время (начало X в.) имел место в среднеазиатских
городах Саманидов. Нельзя ли в кладах, найденных на территории Болгарского
княжества, обнаружить дирхемы из похода русов 913—914 гг.20)
Нам представляется, что можно. В б. Казанской губернии
(территория былого Болгарского княжества) найдено было несколько кладов. Из них
особенно интересным является клад, найденный в 1840 г. В кладе оказалось
365 куфических монет, в том числе 355 саманидских дирхемов Исмаила I (892—907)
и Ахмеда (907—914), чеканенных в Шаше, Самарканде, Балхе, Бияре, Нишапуре,
Маадене, Пенджхире и Мерве в 280—301 гг. хиджры (=893—913). Характерно, что в
кладе не было ни одного дирхема, чеканенного после 303 г. х. (=913—914), т. е.
после ухода русов с юго-западного побережья Каспийского моря.
Нельзя не обратить внимания еще на один факт: в составе
кладов, найденных в Спасском уезде в селе Кокрят в 1890 г. и в районе Билярска
(оба на территории б. Казанской губернии, ныне Татарской Автономной
Республики), имеются, кроме дирхемов Исмаила Саманида (892—907), также
болгарские дирхемы — подражания дирхемам Исмаила Саманида. Известно, что эти
болгарские подражания (дирхемы) перечеканивались в стране болгар до конца 40-х
гг. X в. из привезенных монет и только со времени дирхема болгарского царя
Талиба ибн Ахмеда (чекан Сувара 337
г. х. = 948—949) можно считать, что в стране Болгар
начата была самостоятельная чеканка монет. Таким образом, и большое количество
болгарских подражаний дирхемам Исмаила Саманида также указывает на то, что
упомянутые выше русы, разбитые болгарами, оставили у них немалое количество
захваченных во время набега на юго-западное побережье Каспийского моря
саманидских дирхемов.
Прошло тридцать лет, дружины русов вновь появились на
берегах Каспийского моря. Это был памятный для Азербайджана 943/44 г. [466] О
походе этом сохранился ценнейший рассказ Ибн Мискавейха, арабского автора XI
в., весьма осведомленного о событиях X в., как в северном Иране, так и
Закавказье. Опираясь на рассказы людей, хорошо знавших события, связанные с
этим походом, Ибн Мискавейх мог осветить его значительно полнее, чем это сделал
ал-Масуди в отношении к походу 913
г. Рассказ Ибн Мискавейха опубликован в арабском тексте
был только 25 лет назад;21) через несколько лет появились и работы, посвященные
как тексту и переводу, так и самому походу.22)
Ибн Мискавейх ярко и образно изображает дружину русов,
появившуюся на берегах реки Куры. Крупного телосложения, большого мужества,
русы были хорошо вооружены. Сражались русы копьями, опоясаны были мечом и имели
привешенной дубину и нечто вроде кинжала. Весьма характерно, что наряду с
оружием с ними были орудия чисто производственного характера — топор (ал-фас),
пила (ал-миншар) и молоток (ал-митрак). В Берда русы приехали на судах по Куре.
Здесь же они в месте, наиболее близком от Берда и удобном, оставили свои суда с
гребцами и 300 человек охраны. Военный лагерь русов, согласно автору сочинения
Худуд ал-Алем, находился в селении Мубарак вблизи Берда, у самых ворот
города.23) Мусульмане не могли, за отсутствием нужных военных сил, оказать
русам серьезное сопротивление. В результате неудачного сражения многие, и
прежде всего военные, покинули Берда, а дружины русов вступили в него без
сопротивления со стороны жителей города. Ибн Мискавейх, со слов некоего Абу
Аббаса ибн-Нудара и знающих эти события людей, пишет об этом вступлении
следующее. Когда русы вошли в город, они сделали объявление: «Нет между нами и
вами (жителями города. — А. Я.) разногласия в вере. Единственно, чего мы
желаем, это власти. На нас лежит обязанность хорошо относиться к вам, а на вас
— хорошо повиноваться нам».24) Место это у Ибн Мискавейха в известной мере
примечательно. Оно дает полное основание сказать, что за 30 лет, которые прошли
со времени похода русов 913—914 гг., в их сознании и поведении произошли
большие перемены. Во время первого похода у русов (соответственно уровню их
культурного развития) не было еще никаких целей, кроме чисто грабительских.
Добыча — вот, что их привлекало. Ни тени государственного сознания в поступках
вождей этого похода. Иное впечатление производят русы во время похода на Берда.
Их поведение обнаруживает кроме добычи и другие цели. В объявлении, сделанном в
Берда, они прямо говорят о власти, как своей основной цели, причем у них
имеется и сознание, что к подданным, которые хорошо повинуются, нужно хорошо
относиться. Русам не удалось сдержать это обещание, так как мусульмане стали
собирать силы, а собрав их, начали энергичную войну с завоевателями. Борьба эта
озлобила последних, и те потребовали, чтобы жители покинули город, причем дали
им для этого всего три дня. Большая часть жителей требования не выполнила и
осталась. Тогда озлобленные русы начали их избивать и грабить их имущество. 10
тыс. человек они взяли в плен, женщин и детей согнали в крепость, а мужчин
собрали в мечети и потребовали с них выкуп. [467] В городе был некий писец
христианин Ибн Самун, который предложил свое посредничество. Переговорив с
русами, он добился у последних согласия на то, чтобы каждый мусульманин выкупил
себя за 20 дирхемов. Только немногие выкупили себя, большинство же отказалось,
считая, что это — джизья, т. е, подушная подать, которая оскорбительна для
мусульман. Большинство этих людей также погибло от вымогательства и насилия
русов. Так постепенно опустел и обеднел еще недавно большой и богатый город.
Русы же скопили огромное имущество, состоящее из оружия, тканей, серебряных
дирхемов и другого добра, в том числе молодых рабов и рабынь. Когда владетель
Азербайджана, Марзбан ибн Мухаммед, незадолго до того овладевший последним,
собрал тридцатитысячное войско, он выступил в поход против засевших в Берда и
Мубараке русов. Но и на этот раз мусульмане не могли одолеть русов. На помощь
Марзбану ибн Мухаммеду пришел случай. Стояло летнее время, в окрестностях Берда
был прекрасный урожай всевозможных фруктов.25) С непривычки или от того, что в
это время здесь была желудочная эпидемия, много русов заболело и умерло. Это и
облегчило Марзбану ибн Мухаммеду борьбу. Ему удалось хитростью, разыгранным
поражением заманить русов к засаде и там их разбить. Остатки русов должны были
покинуть Берда. К счастью, им удалось сохранить свои суда на Куре, где их ждали
упомянутые выше гребцы и охрана в 300 воинов. Сюда русы и явились с той частью
добычи, которую могли захватить. Сев на свои суда, они покинули окрестности
Берда и направились домой. К сожалению, в источниках не сохранилось их
обратного маршрута, как впрочем, не имеется и прямых указаний — откуда и как
они пришли, когда появились впервые на Куре. Что же представлял собой город
Берда в первой половине X в.? Об этом автор этих строк писал уже более или
менее подробно в упомянутой выше статье «Ибн Мискавейх о походе русов в Берда в
332=943/4 г.».26) Для настоящей темы необходимо лишь отметить, наиболее
характерные черты г. Берда. В начале 40-х гг. X в. Берда был наиболее крупным
(площадь его — фарсах на фарсах27)) и богатым городом Кавказа; он был больше
Тбилиси, Дербенда, Ардебиля и других городов. Окруженный садами, обильный
плодами (особенно славился инжиром и каштанами), Берда известен был богатым и
разнообразным по составу товаров базаром. В городе занимались шелководством и
изготовлением шелковых, а также других тканей. Кроме продукции местного
ремесленного производства, на базаре Берда продавались шерстяные и шелковые
ткани из Ардебиля, Байлакана,28) Берзенда и других городов Азербайджана. На
базаре в Берда можно было встретить купцов местных, из областей халифата,
хазар, русов, болгар и т. д. Огромный и оживленный этот рынок находился у курдских
ворот и носил имя Куркийского.29) Берда славился своими постройками, что также
производило впечатление на всех, кто его посещал.
Разрушения и опустошения, нанесенные походом русов 943—944
гг., были настолько велики, что отмечены восточной средневековой
историографией. Однако было бы несправедливо все беды дальнейшей истории города
приписывать этому походу. Были этому и другие причины, да и самый город вскоре
оправился. Во всяком случае Ибн Хаукаль говорит: [468] «Он [Берда], несмотря на
разрушения, которые постигли его, [все еще] обилен рынками, гостиницами,
банями. Разрушения [же] следовали одно за другим со времени Русии до настоящего
времени из-за притеснения правителей и управления людей, одержимых безумием.30)
В науке не раз ставился вопрос о связи этого похода русов с
походом Игоря на Византию в 944
г. В одной из своих статей, помещенной в книге Б. Дорна
«Каспий»,31) А. А. Куник высказал мысль, что в походе русов на Берда приняли
участие дружины Игоря, вернувшиеся из второго, не имевшего боев, похода против
Византии 944 г.
В составе Игорева войска были кроме русских славян еще заморские варяги и
печенеги. Вот, что пишет А. А. Куник: «Прежде чем Игорь опять ушел с Дуная, ему
пришлось рассчитаться со своими наемными войсками, норманнами (варягами. — А.
Я.) и печенегами. Печенегам позволил он напасть на Болгарию, вероятно, чтобы
вознаградить их за недоставшуюся им греческую добычу. Но как он удовлетворил
падких на добычу заморских норманнов? Об этом летопись не говорит».32) А. А.
Куник считал упомянутых норманнов, или варягов, основной частью участников
похода на Берда 943—944 г. Кроме них там, по его мнению, были и русы, под
которыми он понимал потомков Родсов {так. HF}, наконец славянские дружины и
даже «шайки буртасов, хазар, алан (оссов) и лезгин».33) Нам представляется, что
А. А. Куник прав в том, что поход на Берда был определенно связан со вторым
походом Игоря на Константинополь, и не прав, когда считал, что основу дружин
этого похода составляли норманны. Какие к этому основания? В источниках
участники похода называются русами, так же как ими называются и участники
похода на южные берега Каспийского моря в 913—914 гг. Выше же мы достаточно
высказались по вопросу — кого нужно понимать под именем русов. Игорь сам не
принимал участия в походе на Берда. Повидимому, во главе этого похода стоял
один из воевод Игоря.34)
Значение походов русов на восток, как нам представляется,
недостаточно оценено русскими историками, хотя в свое время к ним был
исключительно большой интерес: вспомним то внимание, которое оказано было этому
вопросу крупным историком А. А. Куником. Большее внимание на эти походы
обратили востоковеды, особенно акад. В. В. Бартольд, имевший случай
высказываться о них не раз.35)
Позволим и мы себе остановиться на вопросе о значении этих походов
для ранней русской истории. На самой заре своей государственности, в
десятилетия, когда шло собирание под властью Киева основных русских земель, не
могли не встать во весь рост вопросы упомянутых выше русско-хазарских
отношений. Русским славянам не только необходимо было высвободить своих братьев
единоплеменников от власти хазар, не только обезопасить свои границы от их
нападений, но и овладеть вторым великим водным путем — волжским, по которому
давно велись торговые сношения народов восточной Европы с прикаспийскими
странами и Средней Азией. Хазарское царство, полуоседлое, полукочевое, не
имевшее даже прочного этнического состава (поскольку даже сами хазары были,
повидимому, конгломератом племен, не всегда друг другу близких), не имело
прочной базы для своего дальнейшего существования. Скотоводство в хазарском
царстве было господствующим занятием. О земледелии у хазар говорит Ибн Хаукаль.
Согласно его [469] словам, в районе Итиля лежала сравнительно узкая полоса
посевов и земледельческих поселений, не превышающая расстояния по левому и
правому берегам 20 фарсахов, т. е. 120-140 км.36) То же самое по существу сообщает и
хазарский царь Иосиф в своем ответном письме, когда пишет: «Мы живем всю зиму в
городе, а в месяце Нисане [апреле] выходим из города и идем каждый к своему
полю и саду и к своей [полевой] работе.37) Удельный вес приволжской
земледельческой полосы не был, однако, велик в общем хозяйстве страны, так как
большая часть ее населения были кочевниками. Великий князь Игорь, занятый в
большей мере дунайской проблемой и Византией, не имел времени, а быть может, и
сил, для нанесения решительного удара хазарам. Эту задачу и взял на себя
великий князь Святослав, сын Игоря. О походе Святослава на Хазарское царство и
Болгарское княжество мы имеем сведения в двух источниках — русской летописи и у
арабского географа Ибн Хаукаля. Хотя русская летопись содержит весьма краткий
рассказ, но она приводит точную дату похода — 965 г., что является фактом
исключительной важности. Согласно Лаврентьевской летописи, Святослав,
отличавшийся с молодых лет воинственностью, выносливостью и нетребовательностью
в походной обстановке, в 964 г.
появился на Оке и Волге. В пути он спросил вятичей: «Кому дань даете»? «Они же
реша: «Козаром по шьлягу от рала даем».38) «В лето 6473(965) иде Святослав на
Козары; слышавше же Козары, изидоша противу с князем своим Каганом, и
сьступишася битися, и бывши брани, одоле Святослав Козаром и град их Белу Вежю
взя. Ясы победи и Касогы».39)
Долгое время существовало мнение, что дата, приведенная
русской летописью, находится в противоречии с датой похода Святослава на хазар,
имеющейся в географическом сочинении Ибн Хаукаля. Там, как известно, приводится
358 г.
хиджры (=968/9). В. В. Бартольд в ряде своих работ40) убедительно показал, что
здесь не противоречие, а недоразумение. Ибн Хаукаль приводит 358 г. х. (=968) не как дату
разгрома Святославом хазар, а как год, когда Ибн Хаукаль слышал в городе
Джурджане рассказы о походе Святослава и разгроме хазар. Согласно русской
летописи, против Святослава вышел с войском сам хазарский каган. Битва,
повидимому, произошла в бассейне реки Дона и привела не только к потере Белой
Вежи, т. е. Саркела, но и гибели Итиля, а за ним и всего Хазарского царства.
Далее, по словам летописи, последовал разгром ясов, т. е. алан и косогов, т. е.
черкесов, которые жили на Северном Кавказе. Более подробную картину маршрута и
размеров похода Святослава дает упомянутый выше Ибн Хаукаль. О событиях похода
он был хорошо осведомлен от своих информаторов, мусульманских купцов, которые
рассказывали ему все, что они знали об этом, спустя три года в 358 (=968/9) г.
в Джурджане.41)
Ибн Хаукаль говорит о гибели Хазарского царства под ударами
русских в нескольких местах своего труда, нигде, однако, не называя [470]
Святослава. Так, в начале книги Ибн Хаукаль определенно указывает, что русы
погубили Хазаран, Итиль, т. е. обе половины хазарской столицы, а затем и
Семендер.42) В другом месте Ибн Хаукаль рассказывает, что русы также разорили и
Болгар.43) Наиболее подробный рассказ Ибн Хаукаль дает о гибели Семендера.
Автор поясняет, что город этот находится между Дербендом и страной хазар.
Семендер, согласно Ибн Хаукалю, отличался обилием прекрасных виноградников,
число которых равнялось почти 40 тыс. В городе было многочисленное население — христианское,
мусульманское и иудейское,44) в основном, повидимому, торговое, преобладающее,
если не по числу, то по своему значению. Все это погибло от меча русов. Ибн
Хаукаль как бы дополняет русскую летопись. При сопоставлении этих двух
источников мы получаем огромный маршрут похода Святослава: 1) поражение хазар
на Дону и взятие Белой Вежи (Саркел); 2) выход Святослава на Волгу — разгром
Итиля и Болгар, а заодно и области занятой буртасами; 3) поход Святослава
против аланов и черкесов и 4) разгром богатого города Семендера.
Походу Святослава Ибн Хаукаль придает исключительное
значение. По его мнению, хазары, болгары и буртасы потеряли все, чем владели на
Итиле (Волге). Кто мог, спасал свою жизнь, бежал на Каспийское море, на
полуостров Сиякух, т. е. Мангышлак, или на остров45) близ Дербенда,46) куда
устремились также и беглецы из Семендера. По словам Ибн Хаукаля, беглецы были
уверены, что русы упрочат свою власть на нижнем Поволжье и Северном Кавказе,
пойдут с ними (беглецами) на соглашение и разрешат им вернуться домой.47)
Сообщений Ибн Хаукаля относительно разгрома Святославом
болгар вызвало недоверие у В. В. Бартольда.48) В своем недоверии он исходил не
из того, что русская летопись умалчивает об этом, а из самого факта дальнейшего
расцвета Болгарского княжества. В. В. Бартольду казалось невозможным совместить
разгром Болгар с дальнейшим его существованием и особенно ростом. Нам
представляется, что самый характер болгарского земледельческого общества был
иной и более устойчивый, чем хазарского. Быть может и удар Святослава по
болгарам был менее сильным, чем по Итилю. Во всяком случае Болгарское княжество
могло легче оправиться, так как оно в меньшей мере зависело от своего города,
чем Хазарское царство от своей столицы. К тому же Болгарское княжество, в
котором земледелие играло большую роль, опиралось главным образом на ополчение,
в то время как Хазарское царство на наемную гвардию. Потеряв последнюю, а также
столицу Итиль и Хазаран — средоточие всей торговли, хазарский каган лишен был
каких-либо ресурсов, так как, повидимому, уже не имел прочных связей с
этнически разнообразной кочевой массой своего царства, которая подпала в то
время под сильное воздействие печенегов.49)
Трудно преувеличить значение похода Святослава
|
