Выступая
на историческую сцену Украйны, Богдан Хмельницкий прежде всего нашел
приют и помощь в Запорожской Сичи, у низовых козаков. Лишенный
состояния, жены, малолетнего сына, осмеянный на сейме, брошенный в
тюрьму и приговоренный к казни, Хмельницкий с
сыном Тимофеем в начале декабря 1647 года бежал из тюрьмы в Запорожье,
и здесь, не доезжая самой Сичи, бывшей в ту пору на мысе Микитине,
расположился на острове Буцке или Томаковке, иначе Днепровском острове,
по теперешнему Городище: “Хмельницмй сидить на островЪ БуцкЪ,
называемомъ ДнЪпровскимъ, отъ берега (праваго) двЪ мили, а съ той
стороны, отъ Крыму, едва можно достать выстрЪломъ изъ доброй пушки”. Но
на острове Буцке Хмельницкий нашел себе мало сочувствия, а причиной
тому было некоторое обстоятельство, происшедшее несколько раньше этого
времени, вдали от Сичи, в самой Украине. Это обстоятельство состояло в
том, что против старшин реестрового войска, стоявших за польское
правительство и грабивших своих соотечественников, выступила партия
недовольных людей. Во главе старшин стоял тогда Барабаш, при котором в
звании реестрового сотника стоял и Богдан Хмельницкий. Во главе
недовольных старшинами был Федор Линчай. В происшедшем между обеими
сторонами столкновении победа осталась на стороне “барабашивцев”, и
“линчаивцы” должны были удалиться на Запорожье, где они нашли себе
приют на острове Буцке. На этот-то остров Буцкий бежал и Богдан
Хмельницкий. Как всякого гонимого и бесприютного его, разумеется,
приняли “линчаивцы”, но Хмельницкий нашел более удобным для себя
оставить остров Буцкий и спуститься на самую Сичь на Микитином Роге,
стоявшую на 18 верст ниже острова.
Узнав о бегстве Богдана Хмельницкого из тюрьмы, польский коронный
гетман Потоцкий немедленно послал в Микнтинскую Сичь приказание
доставить ему беглеца обратно. Тогда Хмельницкий оставил Сичь и
направился на Низ, к лиману, за ним гналась польская залога,
находившаяся в Сичи и состоявшая из 500 Козаков и 300 поляков. Видя за
собой погоню, Богдан Хмельницкий выслал к преследовавшим его козакам
двух своих соучастников и через них убедил козаков, что он восстал
против поляков, а не против кровных и единоверных товарищей, и намерен
защищать благочестивую веру, к чему призывает и всех своих
соплеменников. Тогда козаки восстали против поляков и часть из них
перебили, часть разогнали, после чего сделали все Запорожье свободным
от лядского гнета.
Хмельницкий от лимана вернулся в Сичь и тут, в присутствии кошевого
атамана, старшин и бывших на ту пору козаков, сказал речь, в которой
красноречиво описал поругание иезуитов над православной верой и
служителями святого алтаря, глумление сейма над козацкими правами,
насилия со стороны польских войск над населением украинских местечек и
городов, вымогательства и мучительства со стороны “проклятого
жидовского” рода: “К вам уношу душу и тело, — укройте меня, старого
товарища, защищайте самих себя, и вам тоже угрожает!”
Тронутые этой речью, козаки отвечали Хмельницкому: “Приймаемо тебя, пане Хмельницкий, хлибом-силью и щирым сердцем!”.
После этого был кликнут клич о сборе в Сичь всех козаков для очень
важного дела. И тогда по этому клику толпа хлынула в Сичь: “Из лесов и
ущелий прибегали в Сичь беглые хлопы, которые жили под названием
лугарей, степовиков и гайдамак по берегам Днепра, Буга, Самары, Конки,
в землянках, одетые в звериные кожи, довольные скудною тетерею, но зато
вольные, как ветер, по выражению их песен”.
Но что именно затевал Хмельницкий и каковы были его планы, об этом
известно было только кошевому атаману, войсковой старшине да немногим
сообщникам Богдана; остальным пока рассказывали, что Хмельницкий и
войсковая старшина собрали отовсюду в Сичь козацкую чернь для того,
чтобы выбрать из всей среды козацкого сословия депутатов и отправить их
с разными просьбами к королю. В этом же духе Хмельницкий писал письмо
из Сичи (декабря 27, 28, 30 дня) к черкасскому полковнику Барабашу,
козацкому комиссару Шембергу, гетману Николаю Потоцкому и коронному
хорунжему, державцу чигиринскому Конецпольскому. Во всех этих письмах
Хмельницкий уверял панов в том, что бежал в Сичь единственно ради
личной безопасности и что намерение его состоит в том, чтобы отправить
из Сичи в Варшаву депутацию для защиты козаков от панских насилий .
На письма Хмельницкого из всех панов отвечал, но и то лишь после
долгого убеждения со стороны некоторых знатных поляков, один только
Потоцкий. Он послал в Запорожье ротмистра польской службы Хмелецкого и
через него убеждал Хмельницкого оставить мятежные замыслы и вернуться
на родину: “Уверяю вас честным словом, что волос не спадет с вашей
головы,— говорил посланец Потоцкого Хмельницкому,— если вы вернетесь на
родину”. Но Хмельницкий не поверил этому “честному слову” и остался в
Сичи, везде распространяя молву, что он далек от всяких мятежных
замыслов и просит лишь о милостях для украинского народа и законных
привиллегиях для козаков, без чего ни за что не выедет из Запорожья.
Эти переговоры происходили в марте месяце, и Хмельницкий в это
время с козаками находился на острове Буцке, о чем доносили поляки 2
апреля 1648 года в Варшаву, а съехал он на остров, будто бы, для корма
лошадей. Поляки вполне поверили словам Хмельницкого и спокойно
возвратились из Запорожья.
А между тем Хмельницкий, обмаяув и успокоив поляков, внезапно
оставил Запорожье и ушел с сыном Тимофеем в Крым за помощью против
поляков. В то время ханом в Крыму был Ислам-Герай. После долгих
переговоров хан позволил Хмельницкому пригласить в помощь перекопского
мурзу Тугай-бея е войском. Тугай-бей долго не соглашался на предложение
Хмельницкого, но под конец, соблазненный обещанием большой добычи,
изъявил свое согласие. Союзники в половине апреля переправились с
левого берега Днепра на правый у турецкого города Кызыкерменя.
Проехав степь от правого берега Днепра, Тугай-бей и Хмельницкий
разделились: первый остановился на время у речки Базавлука на
Переволочанском шляху, к западу от Сичи, с целью охранения западных
границ Запорожья от внезапного прихода польских войск; а второй
направился прямо в Сичь.
Между тем кошевой атаман запорожских козаков, сообразно уговору,
сделанному с Хмельницким неред его выездом в Крым, ожидая с часу на час
его поворота в Запорожье, стянул со всех лугов, веток и речек все
конное и пешее низовое запорожское войско, объявляя всем о
настоятельной необходимости прибытия в Сичь, но не открывая, однако,
истинной причины до возвращения Хмельницкого в Сичь: “Хмельницкій очень
хитро и предусмотрительно распорядился съ кошевымъ атаманомъ и сичевою
куренною атаманнею, такъ что о его замыслахъ и объ отъездЪ въ Крымъ не
только не могли дознаться черезъ своихъ шпіоновъ поляки, но и всё
войско низовое (кромЪ самой атамании) ничего не знало до самаго
возвращенія Хмельницкаго въ запорожскій Кошъ. А если бы знало о томъ
войско, то знали бы и поляки, и тогда они могли бы иную поиготовить
встрЪчу Хмельницкому, нежели запорожцы”.
Хмельницкий прибыл в Сичь апреля 18-дня, перед самым заходом
солнца, имея при себе четырех знатных татар, данных ему от Тугай-бея.
Кошевой атаман, со всеми куренными старшинами и с пешим войском,
торжественно встретил Хмельницкого и приветствовал его “радостным
сердцем”; узнав же “о прихилности и ласке” к Хмельницкому и всему
запорожскому войску крымского хана и о данной им помощи с мурзой
Тугай-беем, еще больше того возрадовался. Вечером того же дня, по
заходе солнца, в Сичи, сообразно древнему запорожскому обычаю, ударили
из трёх самых больших пушек, чтобы собрать к следующему дню конное
войско, находившееся в полях и в лугах близ Сичи. На другой день,
апреля 19 Дня, чуть свет, выстрелы из тех же пушек повторились. Когда
же настал свет, и солнце разлило по всей поднебесной свои “огнезрачные
и ясно блистательные” лучи, тогда собралась до Сичи огромная масса
запорожского низового войска, простиравшаяся на ту пору до тридцати
тысяч слишком человек. А когда ударили в котлы для сбора на раду, то
увидели, что сичевой майдан слишком тесен для такой великой силы
войска; тогда кошевой атаман, вместе с Хмельницким, вышел за сичевую
фортецию и расположился на более пространном майдане. Тут, когда
старшины и все войско разместились по своим местам, козакам объявлено
было о предпринимаемом веляком деле против поляков за их обиды и
притеснения, чинимые козацкому войску и всему украинскому народу;
вместе с этим объявлено было и то, что предприятию Хмельницкого
сочувствует крымский хан Ислам-Герай, приславший козакам знатного
мурзу, Тугай-бея с четырьмя тысячами Орды, выразивший полную готовность
лично помогать козакам против поляков, но зато оставивший у себя, в
качестве заложника, старшего сына Хмельницкого, Тимофея. Услыхав эти
слова, войско отвечало: “Слава и честь Хмельницкому! Мы, как стадо без
пастуха; пусть Хмельницкий будет нашим головою, а мы все, сколько нас
тут есть, все готовы идти против панов и помогать Хмельницкому до
последней утраты живота нашего!” Эти слова сказаны были “едиными устами
и единым сердцем” всего собравшегося на площади запорожского низового
войска. После этой речи тот же час кошевой атаман послал в войсковую
скарбницу сичевого писаря с несколькими куренными атаманами и значными
товарищами и велел посланным вынести оттуда войсковые клейноты, чтобы
вручить их на площади Хмельницкому. Посланные вынесли из скарбницы
ярко-красную, писанную золотом, королевскую хоругвь, дарованную
запорожцам Владиславом IV, бунчук с позолоченной на высоком древке
галкой; серебряную, позлащенную, особенно мастерски сделанную и честным
камением украшенную, булаву; печать войсковую серебрянную и котлы
большие, новые медные с довбошем; сверх того, три полевых легких пушки
с достаточным количеством к ним пороху и пуль.
Вручив и поставив перед Хмельницким все войсковые клейноты, низовые
козаки объявили его гетманом, поздравляли в новом звании и выразили ему
полную готовность, все сколько было в Сичи народа, идти с ним на войну.
После объявления Хмельницкого гетманом, одна часть войска тотчас же
разошлась по куреням; другая, с Хмельницким и кошевым, пошла в церковь,
в которой зазвонили как раз в то время, когда окончено было все
описанное в раде дело. После окончания литургии и благодарственного
молебна, по распоряжению кошевого, на площади ударили в котлы, отдавая
хвалу Богу, вся благая строющему; а потом выпалили из 50 армат; после
выстрелов из армат палила войсковая пехота, собравшаяся в числе более
10000 человек, стоявшая среди сичевого майдана и вокруг Сичи; выпалив
троекратно из мушкетов и армат, пехота разошлась по куреням для обеда.
Хмельницкий с куренными атаманами отправился на обед в курень кошевого
атамана. Отобедав и немного погуляв после обеда (долго не гуляли,
потому что всяк имел у себя много на мыслях), все гости атамана ушли по
своим куреням для отдыха. Немного опочив, Хмельницкий и куренные
атаманы снова явились к кошевому атаману и после долгих разговоров и
советов пришли к такому решению, чтобы с Хмельницким вырядилось на
Украйну не больше осьми или десяти тысяч человек войска, а остальное
войско шло бы по своим местам и промыслам, но находилось бы в полной
готовности для военной кампании, если в том окажется надобность. После
этого совещания кошевой велел ударить в котлы и выпалить из двух
больших пушек для собрания козаков в Сичь. Войско собралось уже перед
вечерним пением, и тут ему объявлено было решение кошевого и гетмана.
Выслушав этот “ординанс”, войско поблагодарило свою старшину и
разделилось на две части: одна часть разъехалась на звериные и рыбные
промыслы; другая, конные охотники, военные мушкетеры и сагайдакеры,
слишком на восемь тысяч человек, осталась при Хмельницком.
В то время, когда все это происходило в Сичи, на западной границе
Запорожья, от Чигирина и Переволочной, стоял, держа “значную н пильную
сторожу”, союзник Хмельницкого, Тугай-бей. Кошевой атаман, узнав об
этом со слов Хмельницкого, послал Тугай-бею хлеба, вина, рыбы и мяса,
выражая тем свое расположение к мурзе за внимание хана, оказанное в
Крыму Хмельницкому.
Стоя в течение трех дней на своем посту, Тугай-бей поймал на сичевом шляху около десяти подозрительных человек.
Хмельницкий, допросив задержанных людей, обнаружил, что это были
польские шпионы, посланные в Сичь, для наблюдения за действиями
запорожских козаков. При допросе они объявили, что против Хмельницкого
высланы два отряда, один сухопутьем, другой водой, по Днепру. Тогда
Хмельницкий, “не бавячися обширными допросами, чинилъ поспЪх своего
маршу, а пойманцовъ въ путахъ желЪзныхъ при арматахъ за собою велЪлъ
провадити”.
Узнав о планах поляков и не желая видеть польскую армию в
Запорожье, Хмельницкий апреля 22 дня в субботу 1648 года, взяв из Сичи
арматы и войсковые клейноты, вышел на встречу полякам. Прежде всего он
обошел Старый Кодак и, не желая оставлять его в тылу, взял крепость в
свои руки, после чего, поднявшись выше Кодака, дошел до Желтых Вод и
Княжого Байрака и устроил здесь так называемый козацкий табор из возов.
Тугай-бей следовал позади Хмельницкого и, по приходе к Желтым Водам,
стал не в таборе, а особо для засады. Хмельницкому известен был весь
план военных действий поляков и он хотел воспользоваться им в свою
пользу. План этот состоял в том, что польские гетманы, коронный Николай
Потоцкий и польный Мартын Калиновский, собравши большое войско,
разделили его на две части и отправили их в запорожские вольности. Одна
часть этого войска, числом от 4000 до 5000 человек, состоявшая из
украинских реестровых козаков и так называемой немецкой пехоты, под
начальством Барабаша, должна была двигаться водным путем до Кодака, где
находился польский гарнизон; другая часть, по различным счетам от 12000
до 20000 человек, состоявшая из жолнеров и драгун, под начальством
двадцатишестилетнего сына коронного гетмана, нежинского старосты
Стефана Потоцкого и козацкого комиссара Шемберга, должна была двигаться
от Черкас сухопутьем, также дойти до Кодака и тут соединиться с
реестровыми козаками, плывшими по Днепру. Стефану Потоцкому приказано
было “пройти степи и лЪса, разорить и уничтожить до-тла презрЪнное
скопище козаковъ и привести зачинщиковъ на праведную казнь: “Иди,—
сказалъ старый Потоцкій своему, сыну Стефану,— и пусть исторія напишеть
тебЪ славу”. Сами гетманы с коронными войсками обещали идти за Стефаном
Потоцким.
Хмельницкий знал (и, очевидно, из верных источников), что по Днепру
идут против него не сами поляки, а посланные поляками реестровые
козаки, т. е. такие же православно-русские люди, как и все украинцы, но
только обязанные службой польскому королю. И запорожский вождь решился
подействовать на их чувства, что-бы оторвать их от поляков. Оставив
табор, Хмельницкий поспешил к правому берегу Днепра, к урочищу
Каменному Затону, куда 3 мая, вечером, прибыли и причалили к берегу
реестровые козаки. Посредством тайных агентов Хмельницкий сумел разжечь
в реестровых козаках такую ненависть к полякам, что они тот же час, по
прибытии к Затону, возмутились против ляхов, перебили своих
начальников, Барабаша, Вадовского, Ильяша и других, и трупы их
побросали в Днепр, а мая 4 дня соединились уже с козаками, стоявшими у
табора: они были доставлены к Желтым Водам по просьбе Хмельницкого, на
конях Тугай-бея и в этот же день вошли в козацкий лагерь у левого
берега Желтых Вод.
Речка Желтые Воды, приток речки Ингульца или Малого Ингула,
образует в верховьях своих две ветки, западную, более значительную,
называемую теперь собственно речкою Желтою, и восточную, менее
значительную, называемую в настоящее время Очеретнею балкою. Между
этими двумя ветками образуется род полуострова, который в XVII веке
покрыт был лесом, составлявшим продолжение Чуты и Черного и
называвшимся “соперником с Черным”. Этот полуостров доступен был только
с одной, северной стороны, зато с трех остальных сторон, восточной,
западной и ,южной, был совершенно недоступен. В этой-то трущобе, у
левого берега речки Желтых Вод, и засели козаки Богдана Хмельницкого,
тотчас окопавшись земляным четыреугольником и укрепившись табором.
Хмельницкий хорошо знал, что Стефану Потоцкому не миновать Желтых Вод.
Здесь было слишком удобное для военного дела место: в нем можно было
найти среди степной пустыни и воду, и лес, и подножный корм, и
прохладу; к тому же оно лежало на прямом тракте от западной окраины
запорожских вольностей в Сичь и представляло из себя возвышенность,
господствующую над всею окружающей местностью.
И козацкии гетман не ошибся: Потоцкий, не подозревая засады, пришел
прямо к правому берегу Желтых Вод и уже переправился было с правого
берега на левый, но тут он узнал о грозившей ему опасности от козаков и
поспешил переправиться обратно с левого на правый берег речки. У
правого берега поляки ошанцевались, т. е. устроили укрепление, сбили
возы в четыреугольник, вывели впереди себя на версту кругом вал и
поставили пушки. Козаки, с своей стороны, подвинулись к Желтым Водам;
они работали одни без своего гетмана, действовавшего в это время у
Каменного Затона, куда прибыли реестровые козаки с своим вождем
Барабашом
Скоро оказалось, что Потоцкий очутился в положении более чем
критическом: впереди стояли козаки, справа шла речка Зеленая, приток
Ингульца, параллельная Желтым Водам, слева тянулась балка Княжие
Байраки, покрытая дремучим лесом, имеющая до 60 сажен глубины (при
устье) прямого отвеса, замыкающаяся речкою Большим Омельником. Видя
такое положение, Потоцкий приказал как можно сильнее укрепиться. Поляки
сделали у левого берега Желтых Вод продолговатый круг; с южной стороны
этого круга оставили вход и защитили его шанцами, в виде полукругов,
внутренней стороной своей обращенных к полю. Всех этих шанцев было
сделано 6 главных, по 3 с каждой стороны и въезжих ворот; они шли
параллельно друг другу, образуя четыре шеренги укреплений; кроме того,
было сделано шесть других шанцев, обращенных к укреплениям открытыми
дугами, образующими как бы улицу, идущую от поля к главным окопам, по 3
с каждой стороны, один за другим банкетами; один из шанцев, у которого,
кажется, был колодец, замыкал в конце улицы ворота. Таким образом все
укрепление польского лагеря представляло из себя обширное колесо,
заключавшее в себе 234 сажени с юга на север и несколько более этого с
востока на запад.
Стратегическое положение войска Хмельницкого казалось выгоднее уже
потому, что было прикрыто лесом и давало возможность козакам свободно
отступать к своим.
Пространство между лагерями противников было не более 2 1/2 верст, так что они могли смотреть друг на друга.
Действия войны начались 4-го мая с прибытием Хмельницкого в лагерь.
Прибыв в лагерь, Хмельницкий прежде всего послал через болото к
Тугай-бею козака с просьбой поспешить к нему на помощь. Тугай-бей на
просьбу Хмельницкого отправил незначительный отряд, ногайцев в тыл
полякам. Настоящая битва открылась мая 5 дня; она продолжалась
несколько дней с перерывами; под конец поляки принуждены были отступить
от Желтых Вод на запад по направлению к балке Княжим Байракам. Но это
отступление было роковым для них: поляки не подозревали, что в тылу их
стоял Тугай-бей с татарами и что Хмельницкий, предвидя отступление их,
послал в балку Княжние Байраки отряд пеших козаков и приказал им
покопать там рвы и канавы. Это было 8 мая перед обедом;, поляки,
повернув от Желтых Вод, добрались до Княжих Байраков. “Вдруг на
горизонте поднялась пыль, потом зачернела толпа людей и, через
несколько времени, воздух наполнился диким криком: то был Тугай-бей с
татарами. Не уважая договора с козаками, ногаи бросились на панскмй
обоэ; стрелы тучами полетели в лицо шляхте, пробивали насквозь и
калечили и людей и лошадей;, поляки ускорили поход, но вошли в яр; и не
могли сделатв шага; путь лежал через буераки, покрытые мелким лесом;.
кезаки, забежав вперед, порыли землю, набросали дерева и каменьев,
сделали дорогу совеем непроходимою, свернуть в сторону было невозможно,
кони падали; возы погрузились в илистой земле. Тугай-бей побрал у
поляков пушки, и начали татары палить на поляков из их же собственных
орудий. Тогда поляки принялись с жаром копать вал, побросали ружья,
устроились в четыреугольник, начали отбиваться саблями, деревьями,
каменьями, но не помогла им отчаянная храбрость: татары, ударили на них
с четырех сторон, перевернули их четыреугольник и сошлись в средине
обоза с противоположных концов. Потоцкий полумертвый взят был в плен;
за ним, кто остался жив, все положили оружие. Молодой храбрец скончался
на другой день среди степи. Шемберга, Сапегу, Чарнецкого Хмельницкий
отправил в Чигирин, тогда же занятый козаками. “Отце вам, панове, за
тее, що не схотилы з козакамы-молодцями у мири житы: лучше вам булы
жиды-збойци, ниж запорожци-молодци”.
- “Летить орел понад хутор та по вітру в’єтця,
- Ой там, ой там бідний козак з поляками б’єтця:
- Ой годі вам, вражі ляхи, руську крівцю пити, —
- Не єдин лях молоденький посиротив діти”.
Исходом Желтоводской битвы Хмельницкий обязан был сколько татарам,
столько же, если не больше того, запорожским козакам, их военным силам,
их искусству строить земляные укрепления, их арматам, вывезенным из
Сичи, их мужеству и стойкости. Желтоводская битва, открывшая
Хмельницкому дорогу в глубь Польши, имела для малороссийского народа
почти то же значение, что Куликовская для великороссийского: здесь
положен был конец игу Польши над Малороссией, и в этом деле главная
заслуга принадлежит запорожцам.
Д.И. Яворницкий “История запорожских казаков” Т.2
|