Мифологема о системном кризисе в России после Великих реформ 1860-1870-х гг.

Б.Н.Миронов

В отечественной историографии широко распространена концепция  о поразившем Россию в конце XIX-начале XX в. системном кризисе, под которым обычно имеется в виду всеобъемлющий кризис, охвативший социум сверху донизу – государственность и экономику, социальные отношения и институты. По мнению ее сторонников, государственный строй прогнил и вследствие этого все или почти все в России начала ХХ в. стало несостоятельным, неэффективным, отсталым, все - и в первую очередь прогнивший политический строй - нуждалось в коренном переустройстве. Модернизация страны, начатая Петром I, проходила вяло и непоследовательно, реформы сменялись контрреформами и потому не достигали поставленных целей. Именно самодержавие, будучи по определению не способным проводить радикальные преобразования, любыми средствами цеплялось за власть, блокировало развитие гражданского общества, не допускало к управлению страной общественность и в конце концов привели страну к революции. Идеи «кризис самодержавия» и «дорога к революции» довлеют над умами сторонников системного кризиса. В силу этого системный кризис представляется им до некоторой степени аксиомой: раз самодержавие было уничтожено революцией и потерпело крах, значит, всегда и во всем было несостоятельным и почти каждое событие или явление российской истории вело самодержавие в конечном итоге к гибели, а страну к революции.
Однако в историографии существуют и другие концепции развития позднеимперской России. Давайте выслушаем аргументы другой стороны и после этого ответим на вопрос: был ли системный кризис в действительности или этот тезис следует отнести к разряду мифологем?
В рамках статьи невозможно рассмотреть поставленную проблему всесторонне и во всех деталях. Для ответа на поставленный вопрос мы ограничимся анализом одного, но, на мой взгляд, самого важного аспекта проблемы – благосостояния населения. Трудно спорить с тем, что благосостояние населения (уровень жизни, качество жизни - эти понятия будут употребляться как синонимы) – интегральный показатель успешности модернизации и одновременно - конечный результат совместных усилий со стороны самого населения и правительства в деле переустройства уклада российской жизни, сложившегося в крепостное время. Если качество жизни в пореформенное время систематически повышалось, значит, структурные реформы российского общества, начатые в 1860-х гг., по крайней мере в экономическом отношении, были плодотворными, эффективными, отвечали его насущным потребностям, встретили поддержку большинства населения. Если же, наоборот, материальное положение трудящихся после реформ снижалось, то оценки реформ должны быть прямо противоположными. Если благосостояние населения росло, то весьма проблематично говорить и о системном кризисе российского общества, потому что экономический аспект – важнейшая составляющая общества как системы. В таком случае, даже если другие сферы российского социума развивались менее успешно, следует говорить не о системном кризисе, а о противоречивом, асинхронном, несбалансированном развитии страны. Наконец, если благосостояние росло, то повисают в воздухе важнейшие аргументы об антинародной сущности царизма и проводимых им реформах, об обнищании народа как важнейшем факторе трех российских революций, по-другому следует интерпретировать и причины участия широких народных масс в революционном движении. Таким образом, благосостояние населения может служить важнейшим критерием как при оценке общего развития пореформенной России, так и при оценке политики центрального правительства во главе с императором.

Ухудшалось ли положение трудящихся?

Бoльшая часть российской интеллигенций пореформенного времени думала, что крестьянство и вся Россия находятся в состоянии кризиса. Эта парадигма родилась в 1861 г., когда Н. Г. Чернышевский и другие революционные демократы с намерениями опорочить верховную власть начали атаку на Великие реформы, не уяснив до конца их значение и последствия. А. И. Герцен, Н. П. Огарев и Н. Г. Чернышевский доказывали, что в ходе крестьянской реформы крестьяне были ограблены. Эта точка зрения была выражена уже через несколько дней после оглашения Манифеста 18 февраля 1861 г. в прокламациях, написанных Н. Г. Чернышевским «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон», Н. В. Шелгуновым «Русским солдатам от их доброжелателей поклон» и «К молодому поколению», и в воззвании Н. П. Огарева «Что нужно народу?»
Впоследствии серьезный вклад в развитие идеи о грабительском характере крестьянской реформы внесли народники, а также либералы, социал-демократы и правые (по разным, правда, мотивам). Даже полиции было иногда выгодно сгущать краски о положении народа, чтобы выбить дополнительные фонды и штаты. Социальные ученые в подавляющем большинстве случаев искренне поддерживали своими трудами революционных демократов и народников. В 1877 г. Ю. Э. Янсон создал концепцию о несоответствии земельных наделов крестьянским платежам, которая была ничем иным как более мягкой интерпретацией реформы как грабежа. 1 Но выводы Янсона оказались несостоятельными, так как он строил свои расчеты на сведениях не всегда отличавшихся достаточной точностью и достоверностью, 2 в частности он использовал официальные данные об урожайности, которые были заниженными. Л. В. Ходский доказал ошибочность его расчетов, и А. А. Кауфман его поддержал. По их мнению, всего 28% помещичьих крестьян получили недостаточные наделы.3
Однако в советской историографии утвердилась точка зрения революционных демократов и Ю. Э. Янсона, поскольку она соответствовала установке, спущенной историкам сверху, доказать закономерность и неизбежность Октябрьской революции. Другие мнения игнорировались. Например, вышедшая в 1974 г. книга А.С.Нифонтов «Зерновое производство России во второй половине XIX века», убедительно доказывавшая, что никакого кризиса сельского хозяйства – в смысле перманентного упадка, а не как фазы конъюнктурного цикла - в 1861-1900 г. не было, и что, напротив, оно успешно развивалось,4 не вызвала надлежащего резонанса в сообществе историков. Концепцию системного кризиса российского пореформенного общества поддержали и зарубежные исследователи, долгое время находившиеся под влиянием историков, эмигрировавших из России, а также и советской историографии. Только в 1980-е гг. началась ее ревизия, и к настоящему времени многие  западные русисты от нее отказалось, как не соответствующей фактам.
В переведенной в 2003 г. на русский язык книге известного американского экономического историка П. Грегори убедительно доказывается, что Россия в пореформенный период, 1861-1913 гг., в социально-экономическом отношении настолько успешно развивалась, что не уступала по темпам роста передовым европейским странам, отставая только от США. В эти годы национальный доход ежегодно увеличивался на 2.6% и за весь период вырос в 3.84 раза, а на душу населения в 1.6 раза. Сельскохозяйственное производство с 1881 по 1905 г. росло на 2.55% ежегодно – в 2.5 раза обгоняя рост населения, что свидетельствует о росте производства продовольствия на душу населения. Экспорт хлеба рос еще быстрее, однако он не был «голодным», так как с 1885-1889 по 1897-1901 гг. количество зерна, оставляемого крестьянами для собственного потребления, в стоимостном выражении возросло в 1.51 раза, в то время как сельское население - в 1.17 раза. Поскольку хлебные цены в эти годы понизились, то в натуральном выражении потребительский фонд зерна увеличился в 1.3 раза на душу населения. Производство потребительских товаров на душу населения за 1887-1904 гг. выросло на 25%, а реальная поденная заработная плата сельхозрабочего выросла с 1885-1887 по 1903-1905 гг. - на 14%, промышленного рабочего (если судить по Петербургу) с 1885-1887 по 1903-1905 гг. - на 32%. 5
К сказанному добавим, что  средние ежегодные недоимки по выкупным платежам за землю, полученную в результате отмены крепостного права, уменьшались. Например, с бывших помещичьих крестьян, которые освобождались от крепостного права на самых тяжелых сравнительно с другими категориями крестьянства условиях, в 1862-1865 гг. недоимки составляли 23.9% от оклада, а в 1901-1904 гг. – всего 4.9%. 6
В настоящее время Организация Объединенных Наций для оценки уровня жизни населения использует так называемый индекс человеческого развития, или индекс развития человеческого потенциала. Он включает три показателя – индекс ожидаемая продолжительность жизни при рождении, процент грамотности и национальный доход на душу населения. Каждый показатель принимает значение от 0 до 1, индекс человеческого развития равен их среднему арифметическому. Все три показателя в изучаемое время в России росли (см. табл. 1), следовательно, и индекс человеческого развития вырос. Однако пока невозможно  подсчитать степень его увеличения, потому что нельзя точно оценить динамику индекса производства из-за спорности вопроса о том, какой доход принять за минимальный и максимальный для изучаемого периода.
Таблица 1. Средняя продолжительность жизни, грамотность и национальный доход на душу населения в России в 1861, 1885, 1900, 1913 гг.

*В ценах 1913 г.

Источники: Подсчитано мною по: Воспроизводство населения СССР / Под ред. А. Г. Вишневского и А. Г. Волкова. М., 1983. С. 61; Миронов Б. Н. История в цифрах: Математика в исторических исследованиях. Л., 1991. С. 82, 147; Грегори П. Экономический рост Российской империи (конец XIX-на­чало XX в.): Новые подсчеты и оценки. М., 2003. С. 22, 232-237.

Три принципиальных фактора способствовали повышению качества жизни крестьянства: получение в результате крестьянской реформы достаточных наделов, умеренный выкуп за полученную землю и уменьшение налогового бремени в пореформенное время.

Грабительские условия отмены крепостного права?

Государственные и удельные крестьяне получили достаточные наделы. Что касается помещичьих крестьян, то, как указывалось выше, всего около 28% от их общего числа получили недостаточное количество земли. В большинстве случаев в ходе крестьянской реформы исчезли очень большие и очень маленькие наделы и произошло массовое их выравнивание вокруг максимального надела, исчисленного для данной местности и указанного в Положении 19 февраля.7 В результате были созданы условия для развития самообеспечивающегося крестьянского семейного хозяйства, хорошо описанного в трудах А.В.Чаянова и его школы. Условия проведения реформы способствовали тому, что большинство крестьян взяли надел, который обеспечивал их стабильное существование, и остались в деревне. В результате в пореформенной деревне преобладало крестьянское семейное хозяйство, которое постепенно, особенно благодаря Столыпинской реформе, эволюционировало в семейную ферму.
И выкупали землю крестьяне, как показал американский историк С.Хок, отнюдь не по грабительским ценам. Принято считать, основываясь на известной работе А.Е.Лосицкого, что по выкупным платежам по России в целом крестьяне заплатили в среднем за десятину 26.87 руб. при ее рыночной цене в 1854-1858 гг. по 16.86 руб.,8 следовательно, заплатили за землю на 59% больше, чем она в действительности на рынке стоила. Однако средняя цена, исчисленная Лосицким, относилась, во-первых, ко всем земельным сделкам, среди которых преобладали продажи крупных участков земли, стоившие намного меньше, чем мелкие, более ухоженные, плодородные и расположенные в удобных местах – именно их выкупали крестьяне. Во-вторых, цены земли были заимствованы из нотариальных актов, где цены ради избежания 4% налога со сделки, существенно занижались. Если в расчет взять цены, по которым крестьяне покупали землю в 1863-1872 гг. (по нотариальным книгам), то окажется, что за десятину в западных губерниях они заплатили по 36.74 туб., в нечерноземных - 38.51 руб., в черноземных губерниях – 48.96 руб. При таких ценах оказывается, что земля, выкупленная крестьянами к 1906 г., стоила 1070 млн. руб., а крестьяне заплатили 867 млн. руб., т.е. на 19% меньше ее рыночной стоимости.9 Фактический выигрыш был еще больше, так как в нотариальных книгах цены были занижены, но величина это занижения неизвестна.

Налоги: тяжелы или легки?

Важнейшим фактором повышения жизненного уровня трудящихся была налоговая политика правительства. Рабочие налогов не платили, а обремененность налогами крестьянства уменьшилась, благодаря тому, что в пореформенное время в налоговой политике произошло три важных изменения. Во-первых, к платежу прямых налогов было привлечено все население, включая многочисленные группы населения, прежде от них освобожденные: дворяне и чиновники, казаки и национальные меньшинства. В то время как в дореформенное время прямые налоги платили крестьяне и мещане (подушную подать), а купцы - гильдейские пошлины.10
Во-вторых, с 1860–х гг. российская налоговая система  стала переходить с подушного принципа на подоходный, в результате чего тяжесть налогового бремени перемещалась с бедных на зажиточные слои населения. По расчету, сделанному в Министерстве финансов в 1859 г., «высшие классы», или неподатные сословия, обеспечивали поступление в казну 17% доходов (главным образом за счет косвенных налогов), а «низшие классы», или податные сословия – 76% ; 7% государственных доходов приносили монетная, горная и другие регалии и государственное имущество.  В 1887 г., по расчету известного финансиста Н.П. Яснопольского, эти источники доходов соотносились как 38:55:7 (для сравнения в Великобритании это соотношение составляло 52:40:8, во Франции – 49:30:21, в Пруссии – 30:29:41). Из общей суммы собственно налогов (без регалий) на высшие классы в 1859 г. приходилось 18%, на низшие – 82%, а в 1887 г. соответственно – 41% и 59%. Другими словами, тяжесть налогов для высших классов увеличилась почти в 2.3 раза.11 Эта тенденция в дальнейшем усиливалась.
В-третьих, в налоговой системе значение косвенного обложения повышалось.  Но благодаря этому податное бремя еще более сместилось с крестьянства на относительно зажиточные городские слои, так как косвенные налоги ложились главным образом на горожанина.12 Спички, нефть, табак, сахар и даже водка потреблялись в большей степени в городе. Например, питейный доход с сельского населения  в 1901 г.  дал в государственный бюджет 143.9 млн руб.13 из 476.3 млн. руб. общего питейного дохода этого года,14т.е. 30.2%; в 1912 г. соответственно -  256.3 млн руб.15 из 953 млн. руб.,16т.е. 26.9%. В целом в 1901-1912 гг. на долю крестьянства приходилось лишь 32% всех налогов и платежей,17 а его доля в населении превышала 83%.18 Норма обложения у сельского населения к началу ХХ в. резко понизилась и стала в 3.6 раза меньше, чем у городского населения.
Отсюда, конечно не следует, что деревня была обложена налогами слабее, чем город. Для ответа на вопрос, чье налоговое бремя - горожан или селян - было тяжелее, необходимо знать платежеспособность тех и других, а также и остаток средств после уплаты налогов. Скорее всего, для состоятельных горожан, которые только и платили налоги, ибо с заработной платы налоги не взимались, налоги были менее обременительными, так как их доходы в абсолютном значении были намного выше, чем у крестьян. Этот вопрос требует специального изучения. Однако более существенно другое -  на покрытие прямых налогов в пореформенный период крестьяне стали расходовать меньшую часть своих доходов  (см. табл. 2).

Таблица 2. Тяжесть прямых налогов для крестьянства Европейской России в 1849-1858 и 1877-1901 гг.

Источники: Подсчитано мною по: Доходы в 1849-1858 гг. - Материалы для статистики России, собираемые по ведомству Государственных имуществ. СПб., 1858. Вып. 1. С. 2, 30, 55; Там же. Вып. 2. СПб., 1859. С. 182, 185, 191, 204; Там же. Вып. 4. СПб., 1861. Отдел В. С. 43, 107; Там же. Вып. 5. СПб., 1871. Отдел В. С. 7, 45, 47; Хозяйственно-статистические материалы, собираемые комиссиями и отрядами уравнения денежных сборов с государственных крестьян. Вып. 2. СПб., 1857. С. 2, 29, 30, 37, 40. Налоги в 1849 г.: Российский государственный исторический архив, ф. 869 (Милютины), д. 789. Таблицы к статистическому атласу, составленному в МВД. 1850 г., л. 22, 27; 1877-1901 гг. - Материалы высочайше учрежденной 16 ноября 1901 г. Комиссии по исследованию вопроса о движении с 1861 г. по 1901 г. благосостояния сельского населения среднеземледельческих губерний сравнительно с другими местностями Европейской России. СПб., 1903. Ч. 1. С. 38-39.

В 1849-1859 гг. в пяти центрально-промышленных губерниях (Владимирской, Костромской, Московской, Нижегородской и Ярославской), где доходы крестьянства были в среднем выше средних по России, прямые налоги поглощали 34% дохода государственных крестьян только от земледелия и 22% доходов от земледелия и промыслов вместе. Поскольку обложение удельных и помещичьих крестьян было более высоким, чем государственных, а доходы крестьянства других губерний были ниже, чем в наших пяти губерниях, налоговое бремя в большинстве российских губерний, вероятно, находилось на  более высоком уровне, чем в пяти центрально-промышленных губерниях.
По данным крестьянских бюджетов в 13 губерниях за 1877-1901 гг., на покрытие всех платежей, включая выкупные и арендные, уходило 7.6% доходов от сельского хозяйства в земледельческих губерниях и 13.8% - в промышленных, и соответственно - 5.8 и 5.6% всех доходов от сельского хозяйства и промыслов вместе. Как видим, в пореформенное время норма обложения крестьян прямыми налогами уменьшилось в 3.9 раза.
Однако уменьшилось и общее налоговое бремя крестьянства. По расчетам А. М. Анфимова и А. Л. Вайнштейна для 50 губерний Европейской России, в 1901 г. все платежи (включая выкупные и арендные за вненадельную землю) равнялись 8.71 руб., доход от сельского хозяйства в год - 30.30 руб.,19 от промыслов - 12 руб.,20 общий доход составлял 42.30 руб. на душу населения в год. Следовательно, на покрытие прямых и косвенных налогов, а также всех платежей в 1900-1901 гг. уходило 20.6% доходов, а в 1850-е гг. -  только прямые налоги поглощали 22.1% доходов крестьянства. Между тем в 1850-е гг. косвенные налоги были обременительнее прямых: первые давали в бюджет 64.6%, а прямые - 35.4% всех налоговых поступлений.21 Следовательно, накануне крестьянской реформы на уплату прямых и косвенных налогов уходило намного более 22.1% крестьянского дохода, а в 1901 г. – только 20.6%.  К 1912 г. норма обложения понизилась еще на 2.1%.
Таким образом, мы видим, что налоговый пресс для крестьянства в пореформенное время уменьшился: только прямые налоги до 1861 г. превышали сумму прямых и косвенных налогов в 1901-1912 гг. Чистый остаток после оплаты налогов возрастал.
И по мировым стандартам налоги в России не были чрезмерно тяжелыми: норма обложения была ниже, чем во всех великих державах, кроме США.22
Следует отметить, что в расчетах тяжести налогообложения крестьянства, сделанных как в дореволюционное, так и в советское время, допускалось три натяжки: 1) далеко не в полной мере учитывались доходы крестьян от промысловой деятельности, в том числе неземледельческие доходы женщин, работавших дома, 2) выкупные платежи за землю принимались за налог, 3) косвенные налоги приравнивались к прямым без учета обязательности первых и факультативности вторых.
Доходы от промысловой деятельности крестьяне в большинстве случаев получали в форме зарплаты, которая налогами не облагалась. В случае отхожих промыслов приходилось покупать только паспорта. Между тем промысловый доход был значительным не только в нечерноземных, но и черноземных губерниях: его вес в общей сумме доходов для 50 губерний Европейской России к 1900-1901 гг. поднялся до 28.4%.23
Выкупные платежи не могут считаться налогом, так как шли на покрытие кредита, полученного крестьянами от государства, за купленную землю. Это все равно, что в настоящее время принимать за налог платеж за купленную в кредит квартиру. Между тем на долю выкупных платежей в налоговых поступлениях в бюджет в 1885-1905 гг. приходилось от 8 до 16%.24
Косвенные налоги, в отличие от прямых, носят факультативный характер. Конечно, керосин, ситец, чай, сахар – это предметы первой необходимости и без них не обойтись. А как быть с водкой и табаком, на долю которых приходилось 62.1% всех косвенных налогов? Все три натяжки приводят к преувеличению тяжести налогообложения, что и являлось целью большинства дореволюционных и советских исследователей: и те, и другие стремились посредством тезиса об обнищании крестьянства опорочить власть, доказать ее несостоятельность и неспособность управлять страной.

Вымирало ли крестьянство?

От современников рубежа в конце XIX-начале XX в. остались многочисленные жалобы на вымирание крестьянства. Жалобы были столь настоятельные, что правительство и общественность учреждали комиссии по изучению данной проблемы. Выше мы привели данные, которые входят в противоречие с тезисом о вымирании крестьянства. Однако хорошо известно, как сомнительна бывает статистика цен, налогов, зарплаты, доходов, урожаев, так как население скрывает истинную картину. По оценкам экспертов в современной России теневая экономика и соответственно теневые доходы составляют от 25 до 50% валового внутреннего продукта и даже в западных странах - 20-25%. Как же было на самом деле?
Общепризнанным в медицине показателем здоровья населения является его рост и вес. В последние 25 лет этот показатель стали использовать также историки и экономисты. Выяснилось, что рост и вес характеризует не только здоровье, но и биологический статус населения и его благосостояние, особенно в тех обществах, где на поддержание биологического статуса уходит большая часть личных доходов населения. Это именно российский случай, поскольку мы до сих пор расходуем на питание более половины наших доходов. У людей старше 24 лет питание сказывается на весе, у детей и юношества – прежде всего на росте. Поскольку человек является не только социальным, но и биологическим существом, то здоровье, рост и вес детей и юношей в такой же степени, как здоровье и размеры животных или растений, зависят от условий жизни: питания, ухода, болезней и других факторов среды.
Используя антропометрические данные, мы одновременно решаем и проблему точности используемых данных, так как длина тела – самый точный (он не фальсифицировался) и самый простой для расчетов показатель, сравнительно с другими индикаторами уровня жизни и поэтому даже более надежный при определении тенденции в изменении качества жизни для населения, которое большую часть дохода тратит на поддержание биологического статуса жизни. Чтобы рассчитать реальную зарплату, нужны сведения о ценах большого числа товаров и номинальной зарплате. Чтобы рассчитать бремя налогов для крестьянства, необходимы большие и сложные расчеты дохода крестьянского хозяйства. Расчет национального дохода требует сведений о всем народном хозяйстве и государственном бюджете. Кто работал с ценами, налогами и национальным доходом, знает, с какими неимоверными трудностями приходится сталкиваться исследователю для получения искомых показателей. Недаром до сих пор в литературе имеется динамический ряд реальной зарплаты за длительный срок только по Петербургу; расчет налогового бремени по-настоящему сделан на 1912 г., а расчет национального дохода России имеется только за 1861, 1885-1913 гг.
К счастью, мы располагаем антропометрическими сведениями о миллионах российских новобранцах и они показывают, что с 1851-1860 по 1901-1910 гг. средний рост 20-летних российских новобранцев увеличился на 4 см – со 165 до 169 см (у женщин-работниц наблюдалось аналогичное увеличение), соответственно и их вес - примерно на 4 кг.  Это весьма значительная прибавка, о чем можно судить потому, что средний рост богатых и бедных людей в европейских странах отличается обычно на 4-6 см.
Итак, все имеющиеся на настоящий момент данные свидетельствуют о существенном улучшении материального положения преобладающего большинства населения России, включая крестьянство, в 1861-1913 гг. Отсюда следует, что системный кризис пореформенной России – это артефакт, созданный для идеологического оправдания трех российских революций начала ХХ в. Но, как это не парадоксально, крестьяне и рабочие, по-видимому, слабо или вовсе не ощущали позитивные сдвиги, потому что, во-первых, их радетели постоянно убеждали, что их положение ухудшается, во-вторых, потребности, вероятно, росли быстрее, чем доходы. В такой ситуации субъективные ощущения противоречили объективному состоянию вещей. Но эта другая и очень интересная задача, выходящая за границы моего намерения оценить, что в действительности происходило с качеством жизни, а не то, как происходившие изменения воспринимались.

Примечания