Для нас такая святыня, сердцевина исторической памяти - память о Великой Победе, не позволяющая (несмотря на задействование всей мощи госаппарата) превратить страну в заповедник националистического тоталитаризма. А именно этого упорно добивается господин Ющенко, может, и хотевший стать лидером нации, но превращающийся в лидера местных наци.

Вполне логично, что главный удар направляется на Киев не только как на столицу, но на город-герой, центр исторического украинско-русского единства, православный Иерусалим Восточной Европы. Без завоевания его невозможно окончательно завоевать Украину, сделать ее протекторатом нового заокеанского Рейха. Как ранее Гитлер, ломая все планы блицкрига, перебрасывал на киевское направление танковые дивизии, так и ныне главный удар режима направляется на Киев. Поэтому развязанная в столице война против нашей памяти - это дело не мелких пористских подхалимов, пытающихся выслужиться перед Банковой, а часть глобального плана уничтожения Украины.

Кампания проходит одновременно в двух направлениях: во-первых, стирание памяти о героях обороны Киева, всех, сопротивлявшихся врагу в оккупации, солдат-освободителей; во-вторых - обеление националистических пособников оккупантов. Ведь дело не только в том, что идейные предшественники 'оранжевых' находились в услужении у гитлеровцев и, следуя идеологической преемствености, ющенко-тимошенковцам следует принять и ответственность за неисчислимые преступления против собственного народа. Вся майданная политика - это калька оккупационной не только по содержанию, но и по форме. Только слабость режима пока не дает поклонникам 'Нахтигаля' и этнических чисток вновь во всю силу показать, что 'наша власть должна быть страшной'.

Советская политкорректность, не менее жесткая и бессмысленная, чем американская, не позволила историкам рассказать всю правду об оккупации. А состоит она в том, что немцы, оставившие в глубоком тылу незначительные силы, фактически выполняли роль надзирателей, а непосредственными исполнителями всех злодеяний были националисты, возводимые ныне на пьедестал национальных героев.

Из почти миллионного довоенного Киева в живых после освобождения осталось 183 тысячи человек, каждый третий киевлянин во время оккупации был убит. А с учетом умерших от голода и на рабских работах в Германии, то погиб практически каждый второй. Подавляющее большинство жертв приходится на долю националистических коллаборационистов, не только рьяно выполнявших приказы гитлеровских хозяев, но и проявлявших незаурядную энергию и инициативу.

Это было тогда ясно всем киевлянам, относившимся к коллаборационистам (в подавляющем большинстве своем приехавших в обозах вермахта из Галичины) с ненавистью и презрением. Даже бывший петлюровский министр, известный маниакальными попытками раскола православия, Иван Огиенко (он же - митрополит УАПЦ Илларион), был вынужден констатировать: 'Люди злые, враждебно смотрят на нас, как когда-то, очевидно, смотрели киевляне на татар-завоевателей. Никакого уважения к нам. Всех приезжающих украинцев, то есть нас, называют фашистами, сообщниками Гитлера, хотя это, в известной мере, правда... Немцы действительно поручают нам, честно говоря, самые мерзкие дела'.

Эти 'мерзкие дела' начались немедленно после вступления немецкой 6-й армии в Киев, командующий которой генерал-фельдмаршал фон Рейхенау долгие годы покровительствовал оуновским террористам. Еще в 1934 г. он, в преддверии их использования в будущей войне с Польшей и СССР, добился целевого финансирования ОУН из фондов РСХА и включения ее берлинской центральной организации в состав гестапо на правах отдела.

Будучи автором приказа 'О поведении войск на Востоке', запрещавшем соблюдение любых норм международного права на оккупированной территории, фельдмаршал как профессиональный военный все-таки понимал: непосредственное участие в массовых экзекуциях и расстрелах разлагает войска. Исходя из этого, в карательных акциях были задейстованы националисты, так же верно служившие Гитлеру, как их предки Карлу ХII, а потомки - Джорджу Бушу.

Первые расстрелы в Бабьем Яру начались еще до 29 сентября, и их первыми жертвами стали плененные офицеры и политработники Юго-Западного фронта, которых фон Рейхенау, разьяренный неожиданно большими потерями под Киевом, приказал ликвидировать как носителей антигерманской идеологии. Расстрелы осуществлял состоявший из националистов-ОУНовцев Буковинский курень под командованием Петра Войновского. А ющенковский режим считает этих убийц, позднее составивших элиту командных кадров УПА, гордостью нации.

Начавшееся спустя несколько дней уничтожение еврейского населения проводилось одетыми в униформу СС буковинцами, которым был в помощь придан сформированный из таких же 'идейно надежных' кадров Киевский курень под началом Петра Захвалынского, ставшего вскоре комендантом киевской полиции. Показательно, что участие в экзекуции над мирным населением было добровольным, от участия в ней отказался даже командир одной из прибывших в Киев немецких эйнзатц-групп.

И позднее, когда Бабий Яр все годы оккупации оставался основным местом казней, расстрелы в нем производили шуцманы-националисты. За образцовую работу Буковинский и Киевский курени были преобразованы в 115-й и 118-й шуцманшафтбатальоны СС, которые и осуществляли казни. 118-й шуцманшафтбатальон особенно прославился впоследствии, когда спалил вместе со всеми жителями белорусскую Хатынь, ставшую трагическим символом нацистских преступлений во Второй мировой.

Так как работы было очень много, то из националистов были сформированы и 45-й, 308-й, 23-й шуцманшафтбатальоны СС и зондеркоманда 4а. Особенно руководством киевского КдС (объединенного органа гестапо и СД) ценился 23-й батальон, несший охрану Сырецкого концлагеря, в котором содержались военнопленные, партизаны и подпольщики. Изощренные пытки и убийства, практиковавшиеся там 'борцами за независимую Украину', удивляли даже ко всему привыкших гестаповцев.

В дальнейшем оккупационный репрессивный аппарат в Киеве в основном состоял из националистов, руководящие кадры которых прибыли с 'походными группами' ОУН. После Захвалынского полицию Киева возглавлял клинический садист Анатолий Кабайда - один из наиболее влиятельных националистических вождей, позднее воевавший в дивизии СС 'Галичина'. Основные отделы гестапо, СД, КдС, полиции, по уничтожению подполья, евреев, идеологически чуждых элементов возглавляли коллаборационисты. Такая же ситуация была и в районных отделах полиции, в которых немцев вообще не было. Все карательные акции, расстрелы, угон молодежи на каторжные работы в Германию осуществлялись украинской полицией, 'безупречная работа' которой специально отмечалась в докладной начальника СД Киева.

Националисты из киевской полиции и в дальнейшем демонстрировали верность Третьему рейху. Те из них, кто не был направлен в УПА и СС 'Галичину', работали в охране самых страшных концлагерей, агентами-провокаторами среди военнопленных и остарбайтеров. Некоторые из подчиненных Захвалынского и Кабайды были пленены во время уличных боев в Берлине, где ожесточенно дрались, зная, что на прощение рассчитывать не придется, квислинговские эсэсовские формирования всей Европы.

Немцы отмечали такую преданность не только хорошим кофе, но и высшими наградами ведомства Гимлера, по количеству которых киевская полиция лидировала на оккупированной территории. К сожалению, тогда тоже находились люди, готовые, предав всю свою прежнюю жизнь, былые убеждения, пламенные слова и ближайших товарищей, служить оккупантам и националистам - в обмен на рейхсмарки и обещание высоких должностей после уничтожения большевизма.

Особенно ценным приобретением для СД стал один из видных представителей высшей партноменклатуры КП(б)У, секретарь Ленинского райкома партии Романченко. Оставленный для работы в подполье, он, уверовав в победу оккупантов, добровольно перешел на сторону врага, выдал десятки коммунистов и комсомольцев. Сопровождаемый агентами полиции бывший партфункционер ходил по городу, и каждый, кому он 'сердечно' пожимал руку, немедленно арестовывался.

В значительной мере успеху работы оккупационных органов террора способстовало и то, что киевское партийное подполье не сумело достичь максимальной эффективности в сопротивлении оккупантам из-за личных амбиций руководителей. Оставленные Хрущевым кадровые партаппаратчики Хохлов и Ивкин, претендуя на единоличное руководство, занялись выяснением отношений. Дошло до того, что некоторые подпольщики обвиняли Хохлова в отравлении Ивкина.

В массовом порядке набирались националисты и в киевское отделение абвера, называвшееся абвергруппой 'Орион'. Агентура 'Ориона' забрасывалась в тыл Красной армии для проведения диверсий, и коллаборационисты заслуженно считались наиболее надежными выпускниками абверовских курсов. Националисты настолько рвались к работе в репрессивных органах, что для них не хватало вакансий. Чтобы трудоустроить массу 'свiдомих', 'европейски ориентированных' энтузиастов, при СД был создан специальный орган - 'Аргус', названный именем персонажа греческой мифологии, имевшего глаза по всему телу. Десятки агентов 'Аргуса' ежедневно присутствовали во всех людных местах и при малейшем подозрении арестовывали киевлян.

Но участие националистов в реализации фашистской оккупационной политики по уничтожению киевлян не ограничивалось занятием должностей в репрессивных органах. Германским командованием и гебитскомиссариатом им была доверена вся полнота власти в оккупированном городе, для чего была создана городская управа, полностью укомплектованная националистическими кадрами. Очевидцы описывают колоритную картину деятельности новых хозяев города, сидевших в вышиванках и вызывавших полицию при звуках русской речи.

Киевские бургомистры - Оглоблин, Багазий, Форостовский - были видными националистическими деятелями, считавшими главной своей задачей (как и их майданные последователи) насильственную украинизацию, уничтожение русского языка и культуры, канонического православия. Это была основная тема выпускавшихся коллаборационистских изданий - 'Украiнського слова' и 'Нового украiнського слова'.

Вся задействованная 'оранжевым' режимом идеология нагнетания в обществе атмосферы русофобии и антироссийской истерии позаимствована у геббельсовских пропагандистов. Статьи из 'УС' и 'НУС', посвященные рассказам об исконной агрессивности Москвы, многовековом угнетении русскими свободолюбивых украинцев, рассказы о героическом Мазепе - все это хоть сейчас можно перепечатывать в придворных изданиях хоружевского двора.

Разве что тогдашние 'оранжевые' были более откровенны и могли, не прибегая к эвфемизмам, прямо заявлять о необходимости 'избавления от жидов, москалей и несвидомых украинцев'. Как, например, небезызвестный Ярослав Стецько, входящий теперь в ющенковский синодик 'великих украинцев', писал: 'Москва и жидовство - это самые большие враги Украины... Поэтому стою на позиции уничтожения жидов и целесообразности перенесения на Украину немецких методов истребления жидовства'.

Когда узнаешь о новых деяниях оранжево-красносердечных политиков во власти, становится совершенно ясно: нового они ничего придумать не в состоянии - пробавляются пожелтевшими инструкциями времен оккупации. Достаточна почитать указания городской управы относительно запрета употреблять русский язык в официальных учреждениях и школах, об уничтожении советской символики, переименовании улиц, а также приказы, на каком языке совершать богослужения и за кого возносить молитвы.

Любимая ющенковская идея с 'Музеем советской оккупации' - неприкрытый плагиат с созданного горуправой 'Музея переходного периода'. Вероятно, даже экспозиционный план можно оставлять без изменений. А уж аналогов 'институтов национальной памяти' было создано множество - благо, это позволяло получать ОУНовским псевдоученым усиленные немецкие пайки.

Особенно почетной считалась служба на бирже труда, занимавшейся принудительной отправкой молодежи в рейх. На биржу отправлялись наиболее опытные националистические агитаторы, пытавшиеся внушить будущим рабам, какое счастье работать в интересах 'новой Европы и ее великого фюрера Адольфа Гитлера'.

Немалый вклад в укрепление боеспособности вермахта вносили и педагогические кадры, организовавшие не только уроки 'любви к великому фюреру' и ненависти к москалям, но и регулярное выкачивание крови малышей-детдомовцев для раненых немецких солдат.

Бургомистры не ограничивались сугубо 'гуманитарной' деятельностью. Например, Багазий с удовольствием неоднократно лично ездил наслаждаться расстрелами в Бабьем Яру, что сильно нервировало полицию, старавшуюся продемонстрировать приобретенное мастерство. Также прямой обязанностью всех чиновников, а не только полицейских было выявление нелояльных режиму, включая даже детей, после чего жертвы отдавались в полицию на расправу.

Впрочем, над управой тоже было свое негласное начальство - подобно тому, как Секретариат пытается стать центром кадровой политики. Принципиальные решения принимались руководством 'Походных групп' ОУН. Все кадровые назначения управы и полицейских органов в обязательном порядке согласовывались там, что показывало степень доверия немцев к своим верным слугам. Им даже позволили создать так называемую 'Украинскую Национальную Раду' под руководством Николая Величковского, претендовавшую на роль некоего марионеточного парламента при рейхскомиссаре Украины Эрихе Кохе.

Сейчас сервильными президентскими историками коллаборационисты провозглашены 'борцами за независимость', в подтверждение чего приводится факт расстрела гестапо Багазия и нескольких оуновцев. На самом деле никаких противоречий с гитлеровцами у националистов никогда не было, просто советской разведке удалось провести удачную оперативную комбинацию.

После ряда крупных диверсий на городских предприятиях в начале 1942 г. в гестапо была подброшена дезинформация о связи Багазия с резидентурой НКВД, во что немцы поверили. Казнь других известных националистов обьясняется конкуренцией различных группировок тогдашней 'демократической коалиции', вожди которых писали друг на друга бесконечные доносы в Ровно и Берлин, как сейчас они бегают в американское посольство для принесения аннибаловых клятв верности Вашингтону и очернения конкурентов.

После ликвидации Багазия ничего не изменилось, националисты несли службу так же ревностно, уничтожая каждый день сотни людей. Так же коллаборационистские газеты, радио и пропагандистские брошюры вдалбливали, что необходимо быть вместе с Великой Германией 'против москалей', что это и есть 'европейский выбор' украинцев. Продолжалась эта служба до последнего дня оккупации, когда полиция сделала все возможное, чтобы как можно больше киевлян депортировать из родного города, оставив советским войскам только развалины.

И все же, несмотря на тотальный террор, голод, неимоверные страдания Киев не покорился захватчикам и их националистическим прислужникам. Несколько раз уничтожалось киевское подполье, но каждый раз находились люди разных национальностей, веры, убеждений, готовые пожертвовать жизнью в борьбе за освобождение. Киевляне знали, кто враг, а кто свой, их не могла обмануть пропаганда коллаборационистов.

Четкая система координат и жизненных ценностей, неприятие националистической лжи давали возможность выстоять даже в самых нечеловеческих условиях, сохранить истинное достоинство. Сейчас, по инструкциям специалистов ведения психологической войны, делается все, чтобы лишить сердце страны такой ориентации. Если националистические изуверы и гитлеровские прислужники будут находиться в Киеве в одном пантеоне с подлинными героями, как об этом традиционно кощунственно заявил Ющенко 9 мая, то Украина дальше вряд ли сможет существовать как единое государство.

Не менее символично и предложение переименовать проспект Победы в Галицкий шлях. От общей Великой Победы Украину хотят увести в смрадный фашистский мирок изменников и палачей.

День Победы - это и есть сегодня наш последний цивилизационный рубеж обороны, и, отстаивая его, надо понимать, что дальнейшее отступление станет изменой предкам, самим себе, уничтожением Украины, за которую в Великую Отечественную отдали жизнь миллионы.

Дмитрий Табачник - доктор исторических наук, профессор
"Газета 2000". Украина. 16 мая 2008
http://all-things.nnm.ru/galickiiy_shlyah_ot_velikoiy_pobedygazeta_2000