Предприниматели существуют не в безвоздушном пространстве. Им приходится считаться с тем, что, кроме работников, партнеров и конкурентов, существует государство. Да и партнеры с конкурентами бывают местные и заморские. И от того, как сложится эта цепочка взаимоотношений, зависит здоровье общества в целом.

Компрадор и все, все, все…

К вам в город пришел иностранный капитал. Открылось совместное предприятие, например, или зарубежная фирма выкупила участок земли… Как к этому относиться? Да по-разному, потому что схемы взаимоотношений между «своими» и «чужими» существенно отличаются. Рассмотрим основные из них в отдельности — и тогда поймем, что полезно «городу и миру», что вредно, а что может оказаться «палкой о двух концах».

Ситуация первая: иностранная фирма получает участок и завозит туда все свое: администрацию, работников, не говоря уже об оборудовании. Государство и муниципалитет получают налоговые поступления, местное население задействовано только в обслуживании повседневных нужд пришельцев. Если разница в образе и уровне жизни «своих» и «чужих» невелика, то вообще нет никаких проблем. Если же существенна, то это проблема полицейская, а не социальная, до тех пор, пока мигранты не начнут делать попытки натурализоваться.

Ситуация вторая, куда более сложная: администрация «привозная» или смешанная, а рабочая сила местная. Здесь лежит «взрывчатка», которая обязательно сработает, если предприятие не соблюдает «гигиены сосуществования». Это значит, что условия жизни и труда местного населения значительно хуже, чем у «чужаков», и возможность карьерного роста сложнее, чем на соседнем предприятии из-за исключительных требований (знание иностранного языка, иные стандарты или непривычная производственная этика). История знает множество примеров бунтов и поджогов. Особенно ненавистными становятся «обезьяны» (иранский термин, возникший тогда и там, где отторжение оказалось наиболее жестким), то есть те земляки, которые изменили языку и обычаям, принятым в этой конкретной местности. Конфликт может быть снят только при выполнении требований активного участия в жизни принявшей стороны — строительства инфраструктуры вокруг предприятия, целевых взносов в местный бюджет — и толерантном отношении управляющих к специфике окрестного края. Кроме того, проблема может смягчиться путем перевода внутреннего делового общения на местный язык. И тогда ужасы Китая времен «боксерского восстания» или Ирана 1970-х годов с их погромами иностранцев обойдут стороной.

Ситуация третья. Иностранным является только капитал, а само предприятие живет по местным правилам. В этом случае окружающим абсолютно безразлично, кто хозяин, если, конечно, не всплывет никакой криминал, например, в экологии.

Проблема иностранного капитала во весь рост встала в эпоху колониальных захватов в тех странах, которые сохранили и независимость, и отсталость. Там появился особый слой, о котором словарь советского времени пишет следующее: «Компрадорская буржуазия (исп. comprador — покупатель), часть буржуазии экономически отсталых стран (как колоний, так и независимых) осуществляющая торговое посредничество с иностранными компаниями на внутреннем и внешнем рынках и тесно связанная с колонизаторами. Компрадор — местный торговец, посредник между развивающимся национальным рынком и владельцами иностранного капитала, проникающими на этот рынок».

Изначально это понятие не содержало в себе ничего ругательного и было обычным научным термином. Например, можно сказать, что компрадорская буржуазия — это местные предприниматели, представляющие национальный рынок развивающейся страны и служащие посредниками между ним и проникающим в страну иностранным капиталом. Компрадорская буржуазия противопоставляется национальной — первая ориентирована на ино-странцев, вторая — на свою страну.

Как правило, посредничество компрадоров приносило им быструю и большую прибыль, но зато весьма губительно сказывалось на экономике их страны. Дело в том, что компрадорский бизнес, во-первых, основан на ввозе в государство импортных товаров (или компонентов, из которых товары собираются на месте). Во-вторых, компрадор зарабатывает на вывозе товаров на транснациональный рынок — преимущественно это сырье.

Если государство не предпримет мер по защите национального бизнеса, то начинается процесс переориентации национального рынка и экономики государства под интересы компрадоров. То есть растут и развиваются в первую очередь бизнес по продаже импорта (сети маркетов, салонов, мастерских по сборке и сервису) и сырьевой бизнес (добыча ресурсов, выплавка металла и т. д.).

Но все это может погубить другую часть буржуазии — национального производителя, из-за чего между ними и возникают конфликты. Ведь компрадор заинтересован в вытеснении (выживании) национального производителя как такового или во включении его в свою цепочку: либо в качестве сборщика продукции из ввезенных комплектующих, либо в качестве производителя сырья. Все остальные виды производства только мешают успешному ведению компрадорского бизнеса. Собственно, страна превращается в типичную «банановую республику».

А там и до «цветной революции» недалеко, ведь наиболее активными деятелями таких катаклизмов хоть на Филиппинах, хоть в Украине были именно компрадоры, а пострадавшим — национальный капитал. Вот лишь один пример. Через год «хозяйствования» команды Авакова на территории Харьковской области импорт превысил экспорт в 1,7 раза. По данным Госкомстата, в январе—ноябре 2005 года экспортные поставки в область составляли 652,8 млн дол. США, что на 2,3 % меньше, чем в январе—ноябре 2004 г., импорт увеличился на 61,0 % и составил 1258,4 млн дол. США.

Конечно, часть компрадоров, накопив первоначальный капитал, вложила его в развитие производства, таким образом, произошла трансформация компрадоров в национальную буржуазию. Такой процесс вполне закономерен, однако эволюционно он растягивается на долгие годы, а за это время в стране может «за-гнуться» национальное производство. Поэтому эволюция компрадора в нацбуржуазию безболезненно осуществилась только в тех странах, в которых своей промышленной и научной экономики прежде не было вовсе — таких как Южная Корея, Сингапур, Тайвань и т. п.

Там же, где лбами сталкиваются сильные компрадоры и уже окрепший (или еще неослабленный) национальный бизнес, это происходит весьма бурно, вплоть до бунтов и революций.

Защита национального бизнеса может происходить в двух формах.

Первая — закрытие для ино-странного капитала промышленности в целом или отдельных ее отраслей, которые государство желает развивать на месте (автаркия). При положительном психологическом эффекте для населения здесь заложена опасность консервации отсталости и неэффективности, например, в сельском хозяйстве.

Совершенно иной подход именуется словом «протекционизм». Это целенаправленная поддержка государством развития необходимых обществу отраслей и их защита на внутреннем и международном рынках. Особенно это необходимо для наукоемких технологий и производств. Маргарет Тэтчер, выска¬зываясь о странах СНГ, заметила следующее: «Нация, позволившая себе пренебречь научно-технической интеллигенцией, обречена». Любые значительные модернизации, в Китае, Японии, например, начинались с крупных государственных инвестиций в сферу науки и образования. Они не сопровождались их коренной ломкой, напоминая больше поступательное эволюционное усовершенствование. Все прочие пути реформирования оказались провальными. Вот что говорилось о возможностях модификации культурного сознания в документах международного семинара по проблемам образования, организованного в свое время при поддержке ЮНЕСКО: «Одной из основных причин угасания творческого потенциала народа может являться ослабление интеллектуальных и духовных традиций в результате разрушения национальной системы образования и подготовки слоя интеллигенции, чуждой своему народу, его истории, традициям, культуре».

Между Сциллой и Харибдой

Государство выстраивает свои отношения не только с иностранцами, но и с местным капиталом. Притом по-разному. Есть два совершенно противоположных подхода, каждый из которых имеет свои плюсы и минусы. Поэтому, только варьируя их, можно сохранять устойчивый рост и гражданский мир.

Средством подкормки-замирения на послевоенном Западе стало welfare state, которое посредством системы налогообложения перераспределяло часть средств (в абсолютном измерении весьма значительную) от буржуазии среднему и низшим классам. В результате этой политики уже к середине 1960-х годов оформился многочисленный и довольно зажиточный средний класс. Теоретической основой государственного управления являлся дирижизм — экономическая политика, придающая государству как гаранту общего интереса ведущую роль в принятии экономических решений.

Послевоенная Франция начиналась с национализации собственности тех, кто сотрудничал с Гитлером. Первый пятилетний план Франции (1947—1952 гг.) охватывал шесть ключевых отраслей экономики: угольную промышленность, энергетику, черную металлургию, производство цемента, сельскохозяйственное машиностроение, внутренний транспорт. Успешное его выполнение позволило в дальнейшем распространить планы на экономику всей страны. Госсектор Франции объединял пятую часть всех работающих в промышленности, две трети — в науке, 50 % — в недвижимости. Такое планирование регулировало рост производства, потребления и инвестиций. Эти планы не обязательно охватывали пятилетний период.

В Америке, пережившей жесточайший кризис 1929—1933 годов, вмешательство государства в экономику называют «новым курсом» Рузвельта. Его суть состояла в антицикличности (предотвращении крупномасштабных кризисов) и проведении политики экономического роста. Единственной сферой, в которой американское государство осуществляло жесткое и целенаправленное планирование, были стратегические отрасли — ВПК, космос и вооруженные силы.

«Настоящий хороший дом не знает привилегированных или униженных, в нем нет ни любимчиков, ни пасынков. Здесь никто не смотрит на другого сверху вниз, никто не пытается нажиться за счет других, а сильные не издеваются над слабыми. В этом доме правят равенство, забота, сотрудничество, взаимопомощь»,— так в 1928 году охарактеризовал суть «общества его мечты» социал-демократ Пер Альбин Ханссон. В 1932 году, став премьер-министром Швеции, он принялся воплощать этот образ «народного дома» в жизнь, постепенно создав для шведов систему, которую мы называем шведским социализмом, или шведской моделью. Как объяснял Ханссон, шведы решили «не забивать корову капитализма», а доить ее на благо народа.

Идеологической основой стала мысль о строительстве в отдельно взятой стране общества всеобщего благосостояния. Вернее, общества равных... в воздержании. В пуританской стране, где религия долгое время проповедовала сдержанность, умеренность и неприличие «шика», богатые относительно спокойно восприняли требования, сводившиеся к краткой формулировке: «Надо делиться». Однако к 1976 году налоги явно превысили доходы. В 1976 году бабушка Астрид Линдгрен на всю Швецию, где эсдеки до этого правили сорок три года подряд, спросила: «Почему я должна отдавать на налоги больше, чем получаю?» Задумались подросшие Малыш и Пеппи Длинныйчулок, сговорились с Карлсоном и Фрекен Бок — и проголосовали за других.

Теоретической основой противоположного подхода, именуемого рейганомикой, служила экономическая теория предложения. Практическим выводом из нее явился перенос акцентов с регулирования спроса на товары и услуги на стимулирование их производства. Необходимость дать простор инвестиционным и инновационным процессам, снижению издержек, увеличению сбережений и накоплению частного капитала потребовала крупных налоговых реформ. В 1986 году налоговая система США была реформирована таким образом, что предельная ставка налога на доходы состоятельных налогоплательщиков упала с 50 до 28 %.

Соответственно, основная функция государства в такой модели — регулировка правил конкурентной борьбы и обеспечение соответствующих механизмов. Государство устанавливает общественно приемлемые правила (законы) и обеспечивает их выполнение через соответствующие механизмы — полицию, судебную систему, регулировку основных рыночных коэффициентов (налоговые и учетные ставки и т.п.). Государство не вмешивается напрямую в эту борьбу и не поддерживает никого из ее участников. То есть, государство просто обеспечивает для всех равные условия. Содержится государственная система (аппарат) в этой модели за счет средств налогоплательщиков, то есть определенных процентных отчислений, в первую очередь от прибыли.

Украина так и не выбрала ни одного из этих путей, как и их разумной комбинации. От того, как она распорядится чужим опытом, зависит, будем ли мы преуспевать в своем развитии или станем полигоном для неконтролируемых компрадоров, где импортный банан будет дешевле местной картошки.

Дмитрий Губин
«Новая демократия» № 9 (121) http://www.ndgazeta.org.u