П'ятниця, 29.03.2024, 06:57
Історія та гуманітарні дисципліни
Головна | Реєстрація | Вхід Вітаю Вас Гість | RSS
Меню сайту



QBN.com.ua
Головна » Статті » Історія д і п зарубіжних країн » Епоха нової історії

ТЕОРИЯ СУБЪЕКТИВНЫХ ПУБЛИЧНЫХ ПРАВ. ДЕКЛАРАЦИЯ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА И ГРАЖДАНИНА
Глава XI. ТЕОРИЯ СУБЪЕКТИВНЫХ ПУБЛИЧНЫХ ПРАВ. ДЕКЛАРАЦИЯ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА И ГРАЖДАНИНА
З сайту:http://www.kursach.com/biblio/0010017/11.htm

Третьему условию господства права в современном государстве — гарантии права и свободам личности — многие теоретики приписывают наиболее существенное значение. Громадное значение его само собою очевидно, так как личность человека и совокупность лиц, т.е. общество, составляют основу как права, так и государства. Государственные интересы ни в каком случае не должны всецело поглощать интересы отдельных лиц. Отдельная личность не есть лишь средство для государства, ее нельзя считать лишь придатком к государству. Напротив, личность есть основание всякой общественной и государственной жизни. Там, где личность лишь средство для государства, там государство превращается в деспота, власть которого приобретает характер чистого произвола. Такой деспотический характер имеет абсолютно-монархическое государство. Здесь интересы государства и власти — все, а личность — ничто. Правовым государство становится только в том случае, если устанавливается принцип, что человеческая личность существует независимо от государства и имеет как бы приоритет перед ним. Мы обязаны тому же XVIII столетию, которое было колыбелью и идеи писанных конституций, и теории народного представительства, провозглашением принципа безусловной ценности личности в государственной жизни.

Но, может быть, права и интересы личности всецело ограждаются народным представительством и участием народа в законодательстве? Может быть, то, что мы называем правовым или конституционным государственным строем, исчерпывается лишь известной организацией государственных учреждений, при которой воля народа становится законом? Исторический опыт показывает, что для действительного осуществления правового порядка и для устранения государственного деспотизма одного участия народа в выработке законов и в контроле

535

над их исполнением далеко не достаточно. Даже при самых радикальных и демократических формах народовластия и народоправления народ или его уполномоченные склонны превращать свою верховную власть в абсолютную или деспотическую. Примером такого деспотического правления именем народа была якобинская республика во Франции. Деспотизм большинства и, в частности, народа, часто бывает не менее жестоким, чем деспотизм одного лица, монарха; в некоторых случаях он даже более ужасен и беспощаден, так как большинство считает себя более непогрешимым, чем каждый человек в одиночку. В отдельном человеке скорее заговорит совесть и любовь к другим людям, чем в толпе, которая фанатически увлечена какой-нибудь идеей. Поэтому само по себе народовластие еще не может оградить от деспотизма граждан, их личность и свободу.

Исторический опыт заставил признать, что для установления правового порядка необходимо не только участие народа в создании законов и в контроле над их исполнением, для этого необходимо еще и ограничение самой государственной власти, т.е. уничтожение абсолютизма и неограниченности или «самодержавия» верховной государственной власти. Это не есть ограничение какого-нибудь органа или носителя государственной власти, не монарха или народа, а самой власти как таковой. В правовом государстве верховная государственная власть, даже когда она всецело принадлежит народу, не абсолютна, или не «самодержавна», а ограничена; ей положены известные пределы, которых она не может преступать. Такие пределы или границы создаются, однако, не какой-либо другой государственной или хотя бы негосударственной властью, а известными принципами или правовыми отношениями, которых государственная власть не может нарушать. Государство не имеет права стеснять или нарушать субъективные политические и публичные права своих граждан. Так называемые личные права или свобода личности и все вытекающие из них общественные свободы ненарушимы для государства и неотъемлемы у отдельных граждан иначе, как по суду. Этот неприкосновенный характер некоторых субъективных прав отмечается и в законодательстве или путем торжественного провозглашения их в декларациях прав человека и гражданина, или путем особой кодификации их в конституциях. Впервые на Европейском континенте декларация прав была провозглашена французским Национальным Собранием в 1789 г., затем она была принята с некоторыми изменениями и дополнениями почти во все конституции европейских народов.

Декларация прав человека и гражданина подействовала в XVIII столетии, как политическое откровение. Она вызвала всеобщий восторг и более всех других принципов XVIII столетия воодушевляла людей на борьбу за новый государственный строй и новый правовой порядок. Всем тогда казалось, что государство, построенное на принципе декларации прав человека и гражданина, будет идеальным. Теперь, однако, отношение к принципам декларации прав человека и гражданина совершенно изменилось; восторг и воодушевление сменились полной холодностью. Это объясняется, конечно, в значительной мере тем, что принципы эти отчасти стали общими местами, само собой понятными истинами. Никто теперь не сомневается в том, что нормальное существование и развитие общества и государства невозможно без свободы личности, слагающейся из личной и домашней неприкосновенности, свободы передвижения, свободы профессий, без свободы совести и ее разветвлений — свободы слова и печати, свободы собраний и союзов.

Среди общего холодного отношения к принципам декларации прав установился также совершенно будничный чисто утилитарный взгляд на провозглашенные декларацией свободы. Эти свободы теперь рассматривают обыкновенно лишь как средство успеха в политической борьбе. Так как политическую борьбу

536

особенно энергично ведут трудящиеся классы, то чаще всего обосновывается и развивается необходимость этих свобод для этих классов. Утилитарная точка зрения ведет к тому, что за ними признается лишь относительное значение. Средство, годное и полезное в одно время, может оказаться негодным и бесполезным в другое. Отрицая безусловный характер за принципами декларации прав человека и гражданина, некоторые сторонники социалистического строя у нас доходили до предположения, что трудящиеся классы в случае победы могут для борьбы с буржуазией отменять'всеобщее избирательное право и даже ограничить свободу слова, собраний и союзов. С другой стороны, за принципами декларации прав признавался только временный характер. Декларацию прав человека и гражданина называли Евангелием буржуазии; в ней видели нечто присущее лишь буржуазному или конституционному государству, в противоположность абсолютно-монархическому строю, нечто совершенно ненужное в социалистическом государстве.

Но все эти мнения о значении декларации прав являются следствием недостаточно вдумчивого отношения к ее принципам. О декларации прав часто судят по отдельным частностям, над нею произносят суровый приговор на основании крайне неправильного и извращенного применения ее в жизни. Но при этом упускают из вида, что принципы декларации прав не только никогда не были осуществлены целиком, но и для осуществления их иногда были придуманы такие формы, которые приводили к их упразднению в жизни. На декларации прав человека и гражданина подтвердился несомненный факт, что провозгласить какой-нибудь принцип, хотя бы и в виде закона, и осуществить его в жизни — далеко не одно и то же. Впрочем, по отношению к декларации прав проявилось не столько неумение осуществить ее принципы, сколько нежелание осуществить их. Собственно говоря, вся история западно-европейских конституционных государств заключается как в попытках со стороны народных масс вполне осуществить принципы декларации прав, так и в постоянной борьбе с ними со стороны враждебных им сил — представителей старого режима, старавшихся совершенно упразднить их. Тотчас после провозглашения декларации прав во время великой французской революции обнаружилось, что принципы ее невыгодны социально и экономически могущественным классам. Поэтому они всеми силами пытались бороться с этими принципами, чтобы по возможности ослабить их применение в жизни, а вместе с тем приспособить конституционное государство к своим интересам. Новейший историк французской революции Олар очень хорошо описывает, как неохотно и как бы под внешним давлением Национальное Собрание провозгласило декларацию прав. Когда, однако, декларация прав была провозглашена, то ее, как метко выразился один из современников, сейчас же поспешили завесить «священным покрывалом». Смельчаки в Национальном Собрании часто заявляли: «я разорву, я отдерну покрывало», но большинство боялись естественных и логических выводов из декларации. Они не только не позволили извлечь эти выводы и применить их в жизни, но даже тотчас отступили от них. Так, одним из первых выводов из декларации прав было всеобщее и равное избирательное право. Между тем Национальное Собрание, провозгласившее в декларации прав, что закон есть общая воля народа и что все граждане равны, ввело ценз и соответственно ему деление граждан на активных и пассивных. Таким образом, уже первая французская конституция, т.е. первая конституция в Европе, полна противоречий. С одной стороны, ей предшествует в качестве введения декларация прав, а с другой, в противоположность принципам декларации ею вводится ценз, непрямые выборы и деление граждан на участвующих в законодательстве путем избрания представителей и не участвующих. Но если и во время великой французской револю-

537

ции, т.е. в период величайшего подъема сознания народных масс и наибольшей готовности со стороны привилегированных классов жертвовать своими преимуществами, если и в это время принципы декларации прав далеко не могли быть осуществлены, то, конечно, они не могли быть осуществлены целиком ни в один из последующих периодов вплоть до настоящего времени. Их осуществлению в последующее время мешало общее разочарование в принципах великой французской революции, явившееся вследствие ее неудачи. Вместе с тем появилось очень скептическое отношение к самой декларации прав человека и гражданина, и ею в значительной мере перестали интересоваться.

Таким образом, случилось, что то священное покрывало, которым была завешена декларация прав еще во время великой французской революции тотчас после провозглашения ее, и до сих пор не отдернуто. Практически оно и не могло быть отдернуто, так как полное и последовательное осуществление декларации прав человека и гражданина, несомненно, привело бы к социалистическому строю. Поэтому только вместе с осуществлением государственных форм будущего декларация прав человека и гражданина целиком воплотится в жизнь. В теоретическом отношении покрывало, которым была завешена декларация прав, постепенно отодвигается лишь в самое последнее время. Только теперь из декларации прав стремятся устранить временные и случайные элементы как нечто несущественное и совершенно чуждое ей. Вместе с тем все больше проникают в существо ее или в ее внутренний смысл. А проникновение во внутренний смысл декларации прав приводит к тому, что наряду с правами политическими должны быть поставлены права социалистические, наряду со свободой от вмешательства государства в известную сферу личной и общественной жизни должно быть поставлено право каждого гражданина требовать от государства обеспечения ему нормальных условий экономического и духовного существования. Поэтому не подлежит сомнению, что чисто утилитарный взгляд на права человека и гражданина в социалистических кругах должен смениться более серьезным отношением к ним. Это более серьезное отношение к правам человека и гражданина должно привести к признанию, что требование осуществления прав человека и гражданина является таким же неотъемлемым требованием социалистического строя, как и требование народовластия. До сих пор думали, что только правовой или конституционный строй нуждается в осуществлении декларации прав, а так как по своей социальной структуре современное конституционное государство буржуазно, то и декларацию прав поспешили объявить Евангелием буржуазии. Только теперь начинают постепенно признавать безотносительное значение принципов декларации прав; вместе с тем все сильнее убеждаются, что социалистический строй еще более, чем правовой, нуждается в последовательном и полном проведении в жизнь этих принципов и что их полное осуществление в жизни тождественно с социалистическим строем.

Переходя к рассмотрению теоретического значения прав человека и гражданина, мы должны вспомнить, что права человека и гражданина первоначально были провозглашены как нечто абсолютное и метафизическое. Их реализация в практической жизни была постулирована во имя их высшего безотносительного значения. В них видели раскрытие самой сущности общественного союза и положения в нем отдельных личностей. В этом абсолютном или метафизическом значении личных и общественных свобод заключался, по убеждению их первоначальных поборников, весь их смыл, их сила и роль в общественной и государственной жизни. Их неотъемлемость и неприкосновенность была прямым непосредственным следствием их абсолютности. Абсолютное значение прав и свобод, провозглашенных в декларации, выводилось из естественных прав человека. От-

538

ношение их к обществу и государству, или, вернее, отношение этих последних к ним, устанавливалось на основании учения об общественном договоре. Школа естественного права учила, что всякое общество основано на общественном договоре; все права общества и государства слагаются из прав отдельных лиц, перенесенных ими путем договора на общество и государство; но при заключении общественного договора отдельные лица отказываются и вообще могут отказаться в пользу общества и государства только от части своих прав и только для того, чтобы тем вернее сохранить остальные свои права. Они даже прямо покупают отказом от части своих прав обязанность общества охранять их остальные права, т.е. их личную и общественную свободу, которая по существу неотъемлема. Теоретики естественно-правовой школы считали основой всех общественных и государственных явлений только единичную личность и простую арифметическую сумму их. За государством не признавалось никаких самостоятельных прав, независимых от переуступленных ему прав отдельных лиц. Поэтому отрицалась также всякая правомерность захвата со стороны государства больших прав, чем сколько ему было передано отдельными лицами. Всякий захват был не только противозаконен, но и как бы противоестественен; если он и превращался в действительность, то только как аномалия, извращение и временное патологическое состояние.

Однако жизненная практика и исторические события, как уже отмечено выше, показали, что мало было провозгласить принципы личной и общественной свободы для того, чтобы они проникли во всеобщее сознание, сделались неотъемлемой частью государственной организации и действительно осуществились в жизни. Принципы были неоднократно провозглашены, а осуществление их подвигалось очень медленно, притом их осуществление как бы не стояло ни в какой зависимости от их провозглашения. Сила идей декларации прав в действительности оказалась менее реальной, чем были убеждены те, кто впервые их провозглашал. Даже безусловно истинные идеи не реализовались лишь в силу присущего им внутреннего значения, ценности и достоинства. Поэтому не замедлила возникнуть реакция против естественно-правовой школы, которой проникнуты все политические учения XIX столетия. Реакция направлена, однако, не против учения о необходимости известных личных свобод и прав, а против естественно-правовой теории их оправдания, против естественно-правового учения об их правовом, социальном и политическом значении. Но вместе с другой теоретической окраской, придаваемой этим политическим правам или свободам личности, отмежевываются им и другие границы, за ними признается совсем другой общественный и государственный характер. Теперь они уже далеко не естественное отражение самой сущности общественного союза, они лишаются своего абсолютного идейно-метафизического значения; понятно, что и их неотъемлемость, и неприкосновенность отрицается.

Критика теории школы естественного права ведется представителями двух различных наук — истории и социологии, с одной стороны, и правоведения, с другой. Замечательно, что в то время как историки и социологи в общей массе примыкают к прогрессивным течениям, а юристы по большей части являются консерваторами, те и другие вполне сходятся в результатах своей критики. Главный пункт критики заключается в том, что публичные и политические права вовсе не являются субъективными правами подобно частным правам, например, имущественным или праву на доброе имя. Если признавать за личностью такие права как свободу совести, свободу слова, свободу профессий, свободу передвижения и тому подобные, то отчего, говорят противники естественно-правовой школы, не провозглашать права свободно ходить гулять, права молиться, права посещать

539

театр, права обедать в любое время, одним словом, не конструировать все естественные проявления человеческой жизни в виде каких-то субъективных прав. Чем отличается свобода передвижения или свобода профессий от права ходить гулять и от права ездить на лошадях и по железной дороге?

Историки и социологи видят в провозглашении личных и общественных свобод как субъективных публичных прав чисто историческое явление. Они считают это провозглашение всецело обусловленным известным историческим и социально-политическим моментом и видят в нем отражение государственных и политических запросов определенной эпохи. Так как, говорят они, абсолютно-монархическое государство отрицало и ограничивало свободу личности и общества, простирая чересчур далеко свою опеку над ними, то правовое государство считало нужным провозгласить эти свободы в качестве субъективных публичных прав. Когда, однако, забудутся все ограничения свободы, созданные абсолютно-монархическим государством, когда опека государства над личностью и обществом отойдет в глубь истории и сделается лишь преданием, то все эти так называемые права перестанут быть правами и превратятся как бы в естественное проявление человеческой личности вроде права ходить гулять. В самом деле, требование таких свобод как свобода передвижения или свобода профессий объясняется существованием податных сословий и паспортной системы. Когда деление на сословия и особенно выделение особой категории податных сословий, а также паспорта отойдут совершенно в область исторического предания, то право на свободу передвижения и свободу профессий не будет даже ощущаться и сознаваться теми, кто будет их осуществлять.

К этой историко-социологической теории, отрицающей за правами человека и гражданина значение субъективных прав, т.е. прав личности, и видящей в них результат и стадию известного исторического и социального развития, присоединяется еще соответствующая юридическая теория. Некоторые юристы считают свободу личности, вытекающую из прав человека и гражданина, не субъективным правом граждан, а лишь результатом объективного права, т.е. следствием общего государственного правопорядка, установленного в современных конституционных государствах. Первый выступил с этой теорией еще в 50-х гг. XIX столетия немецкий юрист Гербер, основатель юридической школы государственного права. В своем сочинении «О публичных правах» (Ueber offenthche Rechte), вышедшем в 1852 г., он утверждает, что «при ближайшем анализе убеждаешься, что понятие гражданства есть чисто политическое, а не юридическое понятие; оно определяет лишь политическое положение индивидуума при свободомыслящем и конституционном правительстве». По его мнению, гражданско-полити-ческие права «всегда остаются лишь отрицанием и отстранением государственной власти к границе ее компетенции; они лишь предел власти монарха, рассматриваемые с точки зрения подданных. Поэтому юридическая конструкция может заключаться только в том, чтобы превратить эти отрицания в положительные определения прав государственной власти. Это объективные абстрактные правовые нормы для осуществления государственной власти. Для отдельного гражданина они имеют лишь то следствие, что при условии определенного положения дел они создают правомочие (право в субъективном смысле), например, право на отмену известного распоряжения». К этому пониманию гарантий личной свободы в конституционном государстве присоединился целый ряд немецких юристов, как, например, Захариэ, Георг Майер, Ренне и др. Но особенно энергично в защиту его выступает проф. Страсбургского университета Лабанд. Он утверждает, что «права свободы или основные права— это нормы для государственной власти, которые она сама для себя устанавливает; они создают пределы

540

для правомочий должностных лиц; они обеспечивают каждому его естественную свободу действия в определенном объеме, но они не обосновывают субъективные права. Они не права, так как у них нет объекта». Таким образом, по мнению этих юристов, личные свободы вовсе не права в субъективном смысле, а лишь следствие общего правопорядка и прежде всего известного правового принципа: все, что не запрещено, то дозволено. Выражаясь юридическим языком, личные свободы — это не субъективные права, а рефлексы объективного права. Чтобы уяснить себе, что понимают юристы чпод рефлексом права, приведем один пример из частноправовых отношений, заимствованный у известного юриста Иеринга. Когда квартирант 2-го этажа кладет на лестницу, ведущую в его квартиру, ковер, то и квартиранты 3, 4, 5-го и т.д. этажей, пользуясь общей лестницей, приобретают право ходить по ковру, когда они идут по лестнице. Но квартиранты 3, 4, 5-го и т.д. этажей не имеют субъективного права на пользование этим ковром. У них есть только субъективное право пользоваться лестницей, и рефлексом, отражением этого права является право пользования ковром. Точно так же в публично-правовой сфере государство устанавливает в своих собственных интересах известный публично-правовой порядок. Оно определяет в своих законах, что оно не вмешивается в известные дела и отношения своих подданных или граждан. Как результат этих законодательных определений получается известная сфера свободы личности и общества. Она является, однако, лишь следствием или рефлексом объективного права, но отнюдь не субъективным правом отдельных личностей или граждан.

Но несмотря на все остроумие этих теорий, они по существу неправильны. Как историко-социологические, так и юридические теории, отрицающие за свободой личности характер субъективных публичных и политических прав, страдают одним и тем же недостатком. Они так заняты обществом и государством, что совершенно игнорируют самостоятельное значение личности. В самом деле, историки и социологи, сводя все к эволюции общественных отношений, не обращают внимания на то, что в этой эволюции, кроме общества, есть еще другой постоянный элемент — отдельные лица, из которых состоит общество. Выводить все из свойств общества и сводить все к различным стадиям общественного развития крайне неправильно, так как кроме свойств общества есть еще и постоянные свойства отдельных личностей. Таким образом, под влиянием своего теоретического интереса к обществу историки и социологи переоценивают его и практически.

Ту же ошибку повторяют по-своему юристы, отрицающие правомерность субъективных публичных и политических прав. Для них источником и носителем права является исключительно государство. Поэтому отдельные лица, с их точки зрения, имеют права только по милости государства и только как отражение и следствие государственных установлений. Согласно с этим, государство сосредоточивает в себе всю совокупность прав, представляя в государственно-правовом смысле как бы самоцель, а отдельное лицо есть лишь подчиненное средство в достижении государственных задач. Одним словом, государство для них все, а отдельные лица ничто. Ясно, что юристы, отрицающие за правами человека и гражданина характер субъективных прав, переоценивают государство и недооценивают личность.

Между тем не надо быть сторонником естественного права и апеллировать к метафизическим сущностям, чтобы признать за личностью известные неотъемлемые права, ненарушимые для государства. Отрицать их — это значило бы признавать за государством абсолютное значение, видеть в нем метафизическую сущность, для которой личность лишь неважный придаток. Правильнее всего признать

541

интересы личности и интересы государства равноценными; как личность, так и государство являются соподчиненными самоцелями, причем ни те, ни другие не могут быть только средством. В действительности все права личности и свободы общения основаны на разграничении сфер деятельности государства и индивидов. Этого не отрицают и те юристы, которые не считают права личности субъективными правами, так как отрицать существование этой границы значило бы признавать или государство всем, а отдельных лиц ничем, или же наоборот, считать личность самодовлеющей и самоудовлетворяющей себя силой, а государство лишь подчиненным ей средством.

Лучшее решение юридического вопроса о субъективных публичных правах дано Еллинеком, посвятившим этому вопросу специальную монографию «Система субъективных публичных прав» (System der subjektiven offentlichen Rechte; 2-е изд. 1905). Путем обстоятельного и глубокого анализа Еллинек приходит к заключению, что публичные и политические права являются такими же субъективными правами, как и частные гражданские права. Вместе с тем он дает самую правильную и исчерпывающую классификацию субъективных публичных и политических прав. Так как эти права основаны на разграничении сферы деятельности между личностью и государством, то в основу классификации их и должно быть положено отношение личности к государству. В самом деле, все субъективные публичные и политические права заключаются или 1) в свободе личности от государства, или 2) в праве личности на положительные услуги со стороны государства, или 3) в праве личности на участие в организации государства, т.е. в праве влиять на направление государственной деятельности. К этим трем категориям и сводятся все субъективные публичные и политические права.

Что касается первой категории субъективных публичных прав, то они все заключаются в свободах, почему их часто называют просто свободами или политическими свободами, гарантируемыми конституцией. Они сводятся к праву на невмешательство государства в жизнь и деятельность отдельных лиц. Первое место среди этих прав занимает неприкосновенность личности, жилища и писем иначе, как по постановлению суда, а также полная свобода передвижения, не стесняемая никакими полицейскими правилами, т.е. отмена паспортной системы и свобода занятий. Сюда же относится свобода совести, т.е. право исповедовать любые научные, политические и религиозные убеждения, право изменять их — право верить и не верить и переходить из одной религии в другую. Наконец, сюда же относится и право высказывать свои мнения и взгляды, т.е. свобода слова, и право свободно печатать и распространять их, т.е. свобода печати. К правам личности относятся и те свободы, которые необходимы для нормального общения лиц между собой: отсюда вытекает свобода собраний и временных соглашений — стачек, а также свобода постоянных организаций и союзов.

Вторую категорию субъективных публичных прав составляют права личности на положительные услуги со стороны государства. В современном конституционном государстве эта группа прав поставлена в чрезвычайно узкие границы. Сам Еллинек считает наиболее важным правом этой категории право на правовую охрану со стороны государства. Каждый гражданин имеет право требовать от государства, чтобы его законные интересы ограждались государством. На этом основании покоится все процессуальное право, предоставляющее каждому гражданину субъективное право призвать к себе на помощь суд и заставить его дать решение по тому делу, в котором он считает свое право нарушенным; добившись от суда благоприятного для себя решения, он имеет затем право обратиться к административной власти для восстановления своего права. Несмотря, однако, на чрезвычайную важность этого вида прав на положительные услуги со стороны

542

государства, им далеко не исчерпываются субъективные публичные права этого рода. Но современное правовое государство пока еще не в состоянии осуществлять самую важную группу прав на положительные услуги со стороны государства; группу эту составляют социалистические субъективные права. В современном государстве делаются только частичные попытки осуществить эти права. Такой характер имело, например, провозглашение права на труд во Франции в революцию 1848 г.; это было, действительно, признание субъективно-публичного права на известную услугу со стороны государства, предполагавшее полную перестройку отношений между личностью и государством. Сюда же относится право на обеспечение в старости или на случай болезни и неспособности к труду там, где обязанность обеспечивать лежит на государстве, а не на каких-нибудь специальных организациях, и где этой обязанности соответствует субъективное право. Вполне и систематически осуществить эти права сможет только социалистическое государство. Оно должно будет признать право каждого на полное развитие своих способностей, т.е. право получать то образование, которое соответствует как достигнутому уровню знаний, так и желаниям и способностям каждого. Одновременно оно должно будет создать организацию для осуществления права каждого на приложение своего труда и своих сил к той деятельности, которая соответствует личным способностям и симпатиям каждого, вследствие чего возникнет субъективно-публичное право каждого на землю и орудия производства. Наконец, оно должно будет обеспечить право каждой личности на полное удовлетворение всех ее нормальных потребностей. Все эти социалистические права можно объединить в одной общей формуле, признав за каждым право на достойное человеческое существование. Ясно, что такое субъективное право может быть осуществлено только в государстве будущего, которое не только создаст соответствующую организацию, но и признает за собой обязанность удовлетворять субъективные права этого рода.

Третью категорию субъективно-публичных прав составляют права личности на участие в организации государства и в направлении его деятельности. Сюда относятся собственно политические права. Основным политическим правом на участие в руководстве государством является избирательное право, в обоих его видах, как активное, так и пассивное. Оно обеспечивает каждому возможность влиять на тот или другой состав народного представительства, а через него на всю законодательную и правительственную деятельность государства. Наряду с этим основным политическим правом все остальные права этой категории имеют второстепенное значение. Сюда относится право на занятие должностей и выполнение известных функций, как, например, судейской в суде присяжных. К этому разряду прав надо отнести также право петиций, которое заключается в праве влиять на ход государственной жизни, хотя и путем совещательного голоса. В известных случаях, однако, право петиций может иметь очень большое политическое значение.

Перечень всех этих прав должен нас убедить, что мы имеем здесь дело не с простым следствием объективного правопорядка, а с управомочением отдельных лиц в точном смысле слова. Благодаря признанию этих прав человека и гражданина в правовом государстве подданные действительно становятся гражданами. Признание их субъективными правами влечет за собой и все вытекающие из этого последствия: как и всякие другие права, субъективно-публичные права подлежат судебной и административной защите. Лица, субъективно-публичные права которых нарушены, могут установленным порядком требовать и добиваться восстановления их. От частных прав личности публичные права ее отличаются тем, что не могут быть отчуждаемы, они не подлежат свободному

543

обороту, подобно гражданским правам. Только те лица, которым они принадлежат, могут ими пользоваться, но они не могут никому передавать их.

Перейдем теперь от теории к практике, от рассмотрения теоретического значения субъективных публичных прав и их системы к вопросам об их признании в законодательстве и об их осуществлении в жизни. Мы должны рассмотреть два вопроса: во-первых, как в законодательство современных государств постепенно проникали эти права в виде норм закона, и затем, во-вторых, как эти права осуществлялись в самой жизни, какими способами и какими приемами они гарантированы. Форма, в которой эти права проникли в законодательство, создана была знаменитой французской «Декларацией прав человека и гражданина», которая являлась кодификацией субъективных публичных прав в том виде, как они понимались в XVIII столетии. История декларации прав человека и гражданина аналогична истории писанных конституций. Англия не имеет декларации прав в точном смысле слова, так как она не знает законодательных актов, которые были бы кодификацией субъективных публичных прав. Но Англия имела другие чрезвычайно важные законодательные акты, послужившие в XVIII столетии образцами для выработки деклараций прав человека и гражданина. Такими актами английского законодательства являются великая хартия вольностей 1215 г., петиция о правах 1628 г., декларация и билль о правах 1689 г. Декларация прав человека и гражданина в форме кодификации основных прав личности возникла, как и писанные конституции, в Северной Америке. Впервые декларация была провозглашена в штате Виргиния в 1776г.; она составляла введение к конституции этого штата. Из конституции штата Виргиния она была заимствована и перенесена в конституции большинства других штатов; это случилось в первое десятилетие после издания виргинской конституции. Затем из Америки идея и форма декларации прав перекочевала в Европу. Знаменитая декларация прав человека и гражданина, выработанная французским Национальным Собранием в 1789 г., состоит из 17 статей. Эта декларация провозглашает принцип народного суверенитета, устанавливает безусловное господство права во всей государственной жизни, равенство всех перед законом и подчинение всех велениям государственной власти. Из свобод личности эта декларация гарантирует свободу совести, слова и печати, но она ничего не говорит о чрезвычайно важном виде свободы — о свободе союзов и собраний. Наконец, 17 статья ее объявляет собственность священной и неприкосновенной. Французский конвент развил эти положения в новой декларации прав человека и гражданина, заключающей 35 статей; и она также составляет введение к конституции 1793 г. Замечательно, что и в этой декларации, которая в последней статье провозглашает священное право на восстание в тех случаях, когда правительство нарушает права народа, нет упоминания о свободе собраний и союзов. Тот же конвент в 1795г. в ином составе своих членов выработал «Декларацию прав и обязанностей человека и гражданина», являющуюся частью конституции третьего года республики. Уже заглавие показывает, что в эту декларацию введен новый элемент — обязанности; в ней права кодифицированы в 22 статьях, а обязанности — в 9. В первых конституциях об обязанностях ничего не говорилось, так как старый режим достаточно вселил их в сознание подданных и они подразумевались сами собой; но после целого ряда революционных годов почувствовалась необходимость напомнить о них. В остальной своей части эта декларация не вводит ничего нового и является повторением двух предшествующих деклараций.

Хартия Людовика XVIII, изданная в 1814 г., не могла совсем обойти тех вопросов, которые были выдвинуты декларацией прав человека и гражданина; но вместе с тем в ней не могли быть сохранены во всем объеме те принципы, кото-

544

рые были провозглашены декларацией. Поэтому в ней избран средний путь и вместо прав человека и гражданина в ней введены статьи о «публичных правах французов». Это общее заглавие первых 12 статей хартии. Для хартии человек и гражданин н

Категорія: Епоха нової історії | Додав: chilly (29.06.2008)

Як качати з сайту


[ Повідомити про посилання, що не працює

Права на усі матеріали належать іх власникам. Матеріали преставлені лише з ознайомчєю метою. Заванташивши матеріал Ви несете повну відповідальність за його подальше використання. Якщо Ви є автором матеріалом і вважаєте, що розповсюдження матеріалу порушує Ваші авторські права, будь ласка, зв'яжіться з адміністрацією за адресою ukrhist@meta.ua


У зв`язку з закриттям сервісу megaupload.com , та арештом його засновників частина матерійалу може бути недоступна. Просимо вибачення за тимчасові незручності. Подробніше

Переглядів: 3167
Форма входу
Логін:
Пароль:
Пошук
Друзі сайту
Статистика
Locations of visitors to this page

IP






каталог сайтів



Онлайн усього: 1
Гостей: 1
Користувачів: 0
Copyright MyCorp © 2024