Фетишистские же обряды индоарийцев и славян изучены еще недостаточно и взаимно не сопоставлялись. Этой теме и посвящена настоящая статья.

Во времена фетишизма, в отличие от последующих времен анимизма, явления природы не казались подчиненными особым божествам, зооморфным или антропоморфным. Люди обращались непосредственно к силам природы с магическими заклинаниями, а также с молитвами и жертвоприношениями.

По-видимому, древнейшими из фетишистских обрядов следует считать магические действа; некоторые из них известны еще по памятникам палеолита (верхнего) и неолита. В недавнее время магические обряды наблюдались у аборигенов Австралии, не знавших молитвенных обрядов с жертвоприношениями.

Рассмотрим обряды «магии погоды», сходные у нндоарийцев и славян.

I. Магическое вызывание дождя. Обряды по вызыванию дождя были особенно распространены среди сельского населения, так как засуха приносила тяжелые бедствия. Эти обряды можно разбить на несколько видов:

1. Обливание людей водой, иногда сопровождаемое обрядовыми песнями, распространено было как у индоарийцев, так и у славян.

В Пуне (Западная Индия), когда нужен дождь, юноши выбирают «царя дождя» и раздевают его донага, нарядив в покров из листьев. После этого они обходят все дома селения. Хозяева брыжжут на «царя дождя» водой и раздают его компании всякие съестные припасы (1).

У хорватов в Далмации обнаженного парня «(прпаца») украшали зеленью и цветами. Его сопровождали другие парни («прпоруши»). Перед каждым домом села «прпаца» обливали водой. В песне, сопровождавшей шествие, просили о ниспослании дождичка, чтобы был урожай пшеницы и винограда. Словенцы, празднуя возврат весны, назначают юношу «Зеленого Егора», убирают его березовыми ветками и купают в рекe. Аналогичные обряды выполнялись в некоторых местностях Сербии с участием обнаженной девушки, обвязанной различными травами и цветами (обряд «додолы»). В Болгарии при подобных обрядах девушка называлась «дюдюл» (додола?) или «пеперуга». Пеперугу каждая хозяйка дома в селе встречала с котлом воды (в воду были набросаны цветы) и обливала под пение обрядовой песни. Пеперуга получала дары от хозяек (2). Вот одна из этпх песен: «О Переруга рудоле! Пусть упадет роса, пусть идет дождь, чтобы пшеница, маис и пшено уродились богато!» (3).

Сходные обряды наблюдались также в Германии и у таджиков (4).

2. В Кумаоне (Сев.-зап. Индия) в прошлом веке, когда долго не было дождя, по народному обычаю погружали брахмана в пруд до самых губ (5).

В некоторых русских деревнях после молебствия от засухи признавали необходимым выкупать приходского попа, чтобы дождь оросил нивы (6). Таким образом, к индийским брахманам и русским священникам перешли по наследству магические функции древних племенных «делателей дождя».

3. В Ахмаднагаре (Зап. Индия) перед началом дождливого сезона юноши одной деревни для вызывания дождя вступали в сражение с юношами соседней деревни, вооружившись пращами и камнями. Существовало местное верование, что, если сражение прервать до появления дождя, то возобновление сражения уже будет безрезультатным (7).

В Болгарии также бытовали подобные сражения. На святках («русалии») создавались дружины юношей или взрослых мужчин, вооруженных топорами и мечами. Древнее дохристианское происхождение этих дружин доказывается тем, что дружинникам нельзя было креститься и поздравлять кого-либо с христианскими святочными праздниками. Дружина одного селения вступала в сражение с дружиной другого селения, причем бывали и убитые, которых хоронили в так называемых «русалийских гробницах». После окончания русальских праздников дружинники шли в церковь, там «освящались» и тем самым вновь вступали в общение с Христовой верой (8). Смысл этих обрядов был уже утерян. Однако сопоставляя их с аналогичными индоарийскимц обрядами, указанными выше, можно предположить, что сражения происходили для вызывания весеннего дождя.

Битва земная ассоциировалась у древних славян с грозой («небесной битвой»). Подобные сравнения мы находим в «Слове о полку Игорове», в «Слове о великом князе Дмитрии Ивановиче» (9). Чехи еще в прошлом веке, когда собирались тучи, говорили: «Вот опять вооружаются небесные воины». Магическая связь человеческой крови с водой показана в русских былинах: от крови погибших богатырей начинают течь реки Дунай, Дон, Днепр. Сражения новгородцев на Волховском мосту первоначально были связаны с культом Перуна, бога грозы и войны. Это заставляет предположить, что и они имели магическое значение: вызывание дождя на посевы и пастбища.

4. В зимний солнцеворот индоарийцы времен Вед, чтобы вызвать дождь, простреливали коровью шкуру, которая представляла собой условное изображение тучи, не выпускающей из себя дождь (10). Еще в прошлом веке бхилы (bhils) в Индии, женщины и девушки, во время засухи выходили с пением и плясками, держа в руках луки со стрелами (11). У нас в Архангельской области в прошлом веке стреляли на Пасху из ружей с колокольни, чердаков и окон домов (12).

Белорусы во время частых и продолжительных дождей говорят: «небо продралося» (13).

5. В 1873—1874 гг. в Горахпуре (Сев. Индия) был неурожай и голод из-за продолжительной засухи. Для вызывания дождя производились магические обряды с участием одних женщин. Обнаженные, они ночью шли по полям и волочили за собой плуг. Мужчины при нечаянной встрече с ними уходили с пути.

Подобная процессия наблюдалась во время засухи и в Мирзапурском округе (Сев. Индия). Соблюдая строгую тайну, обнаженные женщины собирались на поле. Двое из них были впряжены в плуг, подобно волам, третья — держала ручку плуга. Начиналась имитация пахоты плугом. Женщина, управлявшая плугом, кричала; «О Мать-Земля! Дай нам сухое зерно, воду и солому. Мы кричим, измученные голодом и жаждой!» (14).

Таким образом, здесь к магическому обряду присоединился и молитвенный.

В Чехии в прошлом веке перед началом весенних посевов три обнаженные женщины ночью тащили но полю плуг (15).

«В Червонной Руси вечером накануне Нового года ходили по хатам с плугом и, делая вид, что пашут, посыпали овсом и кукурузой». На Руси в старину «кликали плугу» в начале января (16).

II. Магическое прекращение дождя, грозы, града. В тех случаях, когда длительный дождь или гроза и град могли нанести вред сельскому хозяйству, индоарийцы и славяне совершали сходные магические обряды:

1. В Северной Индии был широко распространен обычай отпугивать тучу бросанием навстречу ей топоров и ножей, чтобы предотвратить градобитие или поражение человека молнией (17).

У славян также употреблялись ножи для отпугивания вредоносных туч. Градоносные тучи на Балканах отпугивались топорами (18). В бурные летние ночи чехи выставляли над стрехою дома топор острием кверху, чтобы предохранить свои нивы от града (19). В Болгарии, чтобы град перешел в дождь, обращали острием к туче топоры и ножи (20). В России (Пошехонский уезд), чтобы разогнать собирающиеся грозовые тучи, старухи выбрасывали за окно пест со словами: «Иди, гроза, дальше! Пестом убью!» (21).

Древнерусские «Кормчая» и «Домострой» XVI в. осуждали веру в «громовые стрелки» и «топорки». На Руси считалось, что эти найденные в земле орудия каменного века, а также белемниты (ископаемые моллюски) и фульгуриты, образовавшиеся от удара молнии в песок, предохраняют от ударов молнии.

В Болгарии считалось большим счастьем найти при вспашке полей «громовые стрелы», которые будто бы охраняли дом от всех зол и служили лекарством от разных болезней (22).

2. Надвигавшиеся вредоносные тучи индоарийцы и славяне отпугивали также огнем.

Так, в Мадрасе (Индия) надвигавшуюся грозу отпугивает женщина с горящей веткой в руке, обращенной к туче. Злонамеренные люди, заинтересованные в засухе, чтобы дороже продавать свои продуктовые запасы, при появлении дождевых туч выставляют на двор зажженные лампы с топленым маслом, и тучи якобы проходят мимо без дождя. В Бомбее (Индия) против дождевых туч выставляют горящие угли на черепке, чтобы они поглотили вредоносный дождь (23).

В древнеиндийской Каушика-сутре (гл. 38, строфы 1—6) рекомендуется обнаженному мужчине, держащему в руке меч, горящую головню или дубину, выйти навстречу опасной туче, и тогда эта туча пройдет мимо (24).

В Симбирской и Тамбовской губерниях весной обходили дворы с горящей свечой, чтобы их не зажгло грозой (25).

Чехи в прошлом веке во время грозы для предохранения дома и надворных строений от удара молнии зарывали под порогом избы и затыкали за стрехи сбереженные от Ивановского костра головни и угли или, как только начиналась гроза, жгли на шестке частицы купальских венков. Чехи же разбрасывали по полям и огородам пепел, уголья и головешки, взятые от Ивановского костра, для предохранения своих нив, садов и огородов от непогоды и града. Кроме того, чехи зажигали накануне Иванова дня обмазанные дегтем метлы и бегали, размахивая ими по воздуху (26).

У болгар и сербов зажигали свечу вечером 24 декабря. Остаток свечи хранился как средство, предотвращающее разные несчастья, в особенности град. Огонь лампы и свечи у болгар считался отгоняющим злые силы (27). У русских «богоявленская свеча» и «четверговая свеча» якобы защищали от грозы. У белорусов был особый праздник «Громницы», связанный со свечами (28).

Магические обряды появились еще при первобытно-общинном строе, когда человеческая речь считалась средством воздействия не только на людей, но и на явления природы.

С началом разложения первобытно-общинного строя, с появлением общественного неравенства, нашедшего отражение еще в «Ригведе» и «Атхарваведе», появились и умилостивительные обряды (молитвы и жертвоприношения силам природы) по аналогии с обращением слабых и бедных с мольбами и дарами к сильным и богатым людям племени. Поэтому с течением времени на некоторые магические обряды наслоились и молитвенные обряды с жертвоприношениями. Помимо приведенных примеров, можно сослаться на гимн Атхарваведы (кн. IV, гимп 15) (29), особенно интересный в этом отношении. Этот гимн в большей своей части содержит магическое вызывание дождя песнопениями и некоторыми действиями, обязывающими ветры, тучи, молнии, громы, небесное водохранилище, земные водные источники совместно создать дождевые потоки, излить их на жаждущую иссохшую вемлю. Почитание молнии и грома определяет содержание целого ряда древнеиндийских гимнов. Это типичное фетишистское заклинание «чувственно-сверхчувственных» сил природы. Но в этом же гимне имеются и молитвенные строфы (10, 11, 12), которые были много позднее присоединены к древним магическим строфам. В этих поздних строфах призываются боги времен анимизма: Агни, Праджапати и Варуна и говорится о жертвоприношениях этим богам.

У восточных славян также бытовал в некоторых местностях фетишистский культ грома и молний, в то время как в других местах уже поклонялись антропоморфному богу Перуну: «Человечи начата жрети молнии и грому..., а друзии Перену (Перуну)» (30).

У болгар даже в начале нашего века были дни (15—17 июля), посвященные огню, молниям и громам и называвшиеся «горешняци», «блъсъеци» и «германовци». Существовало поверье, что у того, кто не празднует «горешняци», сгорит дом (31). Дни эти назывались «злыми», люди испытывали страх перед могущественными силами огня и грозы. В эти дни «ходят уныло, никто ничего не делает, даже хлеба не пекут, женщины поют заунывные песни» (32).

В карпато-русской народной песне рассказывается, что светлое солнышко, ясный месячок и дробен дождичек находятся в гостях у крестьянина. «Дробен дождейко (гварит): «Нет як над мене! Як я прейду три разы на ярь, взрадуютьсь жита, пашници,... все яриници!». Подобно дождику, солнце и месяц также заявляют, что нет никого выше их. Здесь отражено типичное фетишистское воззрение, что каждое явление природы никому не подчинено. Следовательно, к каждой силе природы следует непосредственно обращаться с молитвой, «угощая ее», т.е. принося ей жертву (33).

О почитании тучи с градом говорится в древнерусском переводе «Слова Григории Богослова»: «а ин град чьтет». Крестьяне Саратовской губернии считали, что ежегодно 11 мая не следует работать в поле, чтобы град не выбил хлеба за непразднование будто бы посвященного граду дня (34).

III. Моления о дожде. К почитаемым дождегрозовым силам обращались с мольбами. Дождь назывался русскими крестьянами «кормильцем» и при накрапывании первого весеннего дождя к нему обращались с такими призывами: «Поливай, дождь, на бабину рожь, на дедову пшеницу, на девкин лён! Поливай ведром! Дождь! Дождь! припусти посильней, поскорей!», «Уж ты, дождь, дождем поливай ковшом!» (35).

Некоторые заклинания дождя дошли до нас в виде детских песенок.

В детских обращениях к дождю и в настоящее время еще слышится отзвук древней молитвы и жертвоприношения: «Дощику, дощику! Зварю тоби борщнку в новеньком горшику, поставлю на дуба, лини як з луба - цебром видром, дийничкою над нашою пшеничкою» (36). В Орловской губернии дети вызывают дождь, чтобы он шел сильнее, приговором, произносимым нараспев: «Дождик, дождик, припусти, зеленые будут кусты» (37).

У индоарийцев и славян существовали поверья о связи черных животных с дождем и грозой.

В древнеиндийской Тайттирия-самхите (кн. I, гимны 1, 5, 8) сказано, что для получения дождя нужно принести в жертву животное черного цвета, так как чернота это — существо дождя (38).

В Каушика-сутре говорится (гл. 41, строфа 1), что топленое масло из молока черной коровы должно приноситься в жертву могущественным марутам (буйным ветрам), приносящим дождевые тучи (39).

Средневековый летописец Косьма Пражский сообщает, что чехи в начале весны ходили к источникам и подбрасывали в воздух задушенных черных кур и петухов с целью вызвать дождь.

Индоарийцы и славяне верили, что в засуху следует приносить жертвы источникам, родникам, колодцам, прудам и рекам, которые якобы могут вызывать дождь, так как земные воды тесно связаны с небесными. В Мирэапуре и Музаффарнагаре (Сев. Индия) еще в прошлом веке при засухе приносили жертвы воде в водоемах (40). В одном древнерусском церковном поучении XI в. сказано: «Ов требу сетвори на студеньцы, дежда искы от него», т.е. некоторые язычники приносят жертвы родникам, надеясь, что родники могут обеспечить им дождь (41). В древнерусском поучении по списку XVI в. говорилось: «О убогая курята, яже... инеми... в водах потапляеми суть, а инии к кладезем приносяще молются и в воду мечють» (42). В Густинской летописи (рукопись XVII в.) сказано: «Неции, от древних беззаконий, источникам и езером, умножения ради плодов земных, жертвы приношаху... По неких странах розсейских сице и доселе древнего того безчиния обновляется память» (43).

В Чехии в прошлом веке вечером накануне рождества откладывали «от каждого кушанья по полной ложке в особую, нарочно поставленную чашку и после ужина бросали все это в колодец со следующим причитанием: «Хозяин поздравляет тебя и говорит тебе через меня: Криница, раздели с нами праздничную трапезу и за то дай нам обильную воду; если будет на земле засуха, то отврати ее своим потоком» (44).

IV. Моления о прекращении дождя или вредоносной грозы. Болгарские девушки во время жатвы и молотьбы, если шел дождь, собирались и пели: «Престай, престай, дождо!» (45) На Украине в песне просили дождь, выпавший не в меру, перестать и предлагали ему за это горшок борща (46). В Орловской губернии дети пели: «Дождик, дождик, перестань, дадим тебе горностай!» (47). Подобные песни пели и белорусские дети (48). Чехи, чтобы утихла буря, высыпали за окно на улицу муку и соль (49). В Сербии по селам Моравы и Косова поля при появлении тучи с градом женщины выходили из ворот дома с ситом, ковригой хлеба, яйцом, махали этими предметами по направлению к туче и упрашивали ее уйти в бесплодные и безлюдные места (50).

Все эти заклинания о прекращении дождя того же характера, что и заключительная строфа гимна V, 83 Ригведы с обращением к богу дождя Парджанье, некогда бывшему всего-навсего дождевой тучей: «Теперь ты вдоволь полил дождем. Довольно!».

Индоарийские народы за последние три тысячелетия не общались со славянскими народами настолько широко, чтобы заимствовать друг у друга приведенные в статье народные сельскохозяйственные обряды фетишизма (магические и молитвенные). Индоарийцы и славяне в последние тысячелетия расселились далеко друг от друга: их разделяли высокие горы, обширные плоскогорья и равнины. Поэтому большинство столь сходных фетишистских обрядов могло возникнуть лишь в весьма отдаленные времена индоарийско-славянской культурной общности (51).

(1) «The Cowley Evangelist», May 1908, p. III.
(2) А.Н.Афанасьев. Поэтические воззрения славян на природу, т. II. М., 1868, стр. 172 и сл.; Л.Каравелов. Памятники народного быта болгар, кн. 1, М., 1861, стр. 242; Д.Маринов. Народна вера и религиозии народни обичаи.Софии, 1914, стр. 546—552.
(3) Н.Ф.Сумцов. Культурные переживания.— «Киевская старица», январь 1889, стр. 79. В некоторых обрядовых песнях, исполняемых при дождевых процессиях, заключены и мольбы к христианскому богу о ниспослании дождя, что доказывает их позднее включение в древние магические обряды. Об обрядах обливания водой см. также: В.В.Иванов, В.Н.Топоров. Славянские языковые моделирующие семиотические системы. М., 1965, стр. 152—153; П.Динеков. Български фолклор.част първа. София, 1959, раздел еПесни за дъжд»; Z.Ujvагу. Une contiime de Slaves du Sud: La «dodolola».— «Slavica», III, Debrecen, 19G3, s. 131—140; М.Филиповиh. Tpaгoви Перунова култа код Jужных Словена. — В кн, «Гласник Земальского музеjа у Capajeвy», свеска 3. Capajeвo, 1948, стр. 76—77; Милосавлевиh. Обичаjи српског народа из среза Хомольског.—«Српски етнографски зборник», кн. 19. Београд,1913, стр. 395.
(4) И.С.Брагинский. Из истории таджикской народной поэзии. М., 1956, стр. 75; В.Харузина. Этнография, вып. 1. М., 1909, стр. 531.
(5) Этот брахман, находясь в воде, повторял имя бога дождя. W.Сгооke. The popular Religion and Folk-lore of Northern India, v. 1. Westminster, 1896, p. 73. Таким обрязом к древнему магическому обряду присоединился и позднейший молитвенный обряд времени анимизма.
(6) А.Н.Афанасьев. Там же, стр. 179.
(7) W.Сгооkе. Ibid.
(8) Д.Маринов. Там же, стр. 332—333.
(9) А.Н.Афанасьев. Там же, т. III. М., 1869, стр. 113.
(10) Н.Оldenberg. Die Religion des Veda. Berlin, 1894, S. 445, 507.
(11) W.Сrоoke. Ibid., v. I, p. 73.
(12) П.С.Ефименко. Материалы по этнографии русского населения Архангельской губернии, ч. I. М., 1877, стр. 141.
(13) А. Н. Афанасьев. Там же, т. III, стр. 790.
(14) W.Crooke. Ibid., p. 69,71—72.
(15) А.Н.Афанасьев. Там же, т. III, стр. 790.
(16) Там же, т. I, М., 1865, стр. 563—564.
(17) W.Crooke. Ibid., p. 34—35.
(18) К.Моszуnski. Kultura ludowa slowian.cz. II, z. 1, Krakow, 1934 s. 310; Мипосавлевиh. Там же, стр. 393.
(19) А.Н.Афанасьев. Там же, т. III, стр. 790.
(20) Д.Маринов. Там же, стр. 30.
(21) А.Н.Афанасьев. Там же, т. III, стр. 783.
(22) Д.Маринов. Там же, стр. 27—28.
(23) W.Сгоoke. Ibid., p. 76—78.
(24) V.Нenrу. La magie dans I'Inde antique. Paris, 1904, p. 109.
(25) «Дух христианина», 1861—1862, декабрь, отдел учено-литературный, стр. 272.
(26) А.Н.Афанасьев. Там же, т. III, стр. 715—717.
(27) А.М.Селищев. Полог и его болгарское население. София, 1929, стр. 242,
(28) В.В.Иванов, В.Н.Топоров. Там же, стр. 145.
(29) См.: «Atharva — Veda Samhita». Translated with a critical and exegotical Commentary by W. D. Whiitney. Harvard oriental series, v. VII—VIII. Cambridge, Massachusetts, 1905. В дальнейшем цитируемые гимны Атхарваведы будут приводиться по указанному английскому переводу.
(30) Н.ГальковскиЙ. Борьба христианства с остатками язычества в древней Руси, т. 2. М., 1913, стр. 59; «Слово... Иоанна Златоустого», рукопись XIV—ХV вв. Павсаний, греческий писатель II в. н. э., сообщает, что в его время, когда почти повсеместно в Элладе почитался антропоморфный бог Зевс-Громовержец, в захолустном Бафосе приносили жертвы молниям, бурям и громам (Павсаний. Описание Эллады, ч. 2. М., 1938—1940, «Аркадия», XXIX, 2). О почитании громового удара у македонцев см. Н.Useneг. Gotternamen. Bonn, 1896, S. 186—187.
(31) Д.Маринов. Там же, стр. 507—508.
(32) Л.Каравелов. Там же, стр. 238.
(33) К этой песне было механически присоединено более позднее добавление в духе христианства, где крестьянин заявляет своим гостям, что бог над ними господствует. А.Щапов. Исторические очерки народного миросозерцания и суеверия.— «Журнал Министерства народного просвещения», апрель 1863 г., отд. IV, «Науки», стр. 10—11.
(34) А.Н.Афанасьев. Там же, т. I, стр. 319.
(35) А.Н.Афанасьев. Там же, т. I, стр. 433; т. II, стр. 170.
(36) Н.Ф.Сумцов. Там же, стр. 77.
(37) Записки имп. Русского географического общества по отделению этнографии, т. II, СПб., 1869, стр. 9.
(38) H.Оldenberg. Ibid., S. 359.
(39) W.Саlаnd, Altindisches Zauberritual. Amsterdam, 1900, S. 140.
(40) W.Сгооke. Ibid., p. 73—74.
(41) А.Н.Афанасьев. Там же, т. II, стр. 172.
(42) Н.Гальковский. Там же, стр. 33—34.
(43) Н.Гальковский. Там же, стр. 298.
(44) А.Н.Афанасьев. Там же, т. II, стр. 209.
(45) Л.Каравелов. Там же, стр. 241.
(46) О.Миллер. Опыт исторического обозрения русской словесности. СПб., 1865, стр. 51.
(47) «Записки Русского географического общества по отделению этнография», т. II, СПб., 1869, стр. 9.
(48) Е.Романов. Белорусский сборник, I. Киев, 1885, стр. 172.
(49) А.Н.Афанасьев. Там же, т. III, стр. 794.
(50) Н.Ф.Сумцов. Там же, стр. 79.
(51) В дальнейшем религиозная стадия фетишизма у индоарийцев и славян перешла в стадии зоолатрии и антропоморфизма. См. Л. А. Зарубин. Сходные черты зоолатрии и антропоморфизма у индоарийцев и славян. — «Советское славяноведение», 1967, № 3.
Запозичено http://arcticland.boom.ru/zarubin/1969/index.htm